Издательский Совет Русской Православной Церкви: Эволюция образов библиотек и библиотекарей в отечественной художественной литературе ХХ — начала XXI в.

Главная Написать письмо Поиск Карта сайта Версия для печати

Поиск

ИЗДАТЕЛЬСКИЙ СОВЕТ
РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!
Эволюция образов библиотек и библиотекарей в отечественной художественной литературе ХХ — начала XXI в. 25.07.2012

Эволюция образов библиотек и библиотекарей в отечественной художественной литературе ХХ — начала XXI в.

Предлагаем нашим читателям цикл статей М.Ю. Матвеева, посвященных изучению имиджа библиотек.

Статья 14

Деятельность библиотек получает свое отражение не только в публикациях библиотековедов, но и в «независимых» источниках, одним из которых является художественная литература. Взгляды писателей представляют интерес прежде всего потому, что они не рассматривают библиотеку только как учреждение с определенными функциями и показателями деятельности, — они, скорее, изображают ее в качестве социального института, сложно и подчас противоречиво вошедшего в жизнь общества.

Изображение библиотек и библиотекарей в отечественной литературе ХХ в. с течением времени претерпевало довольно существенные изменения. В русской дореволюционной литературе соответствующие образы были достаточно разноплановыми, о чем свидетельствует первый (и на многие годы единственный) библиографический список, посвященной данной теме — «Библиотека и книга в художественной литературе»[1]. Помимо чисто библиофильской тематики, заметными были и два других направления — «просветительское» (изображение народных чтений и библиотек) и «общественное» (зарисовки работы публичных и университетских библиотек). Так, например, в «Откликах» Н. К. Михайловского весьма позитивно описывается деятельность бесплатных народных библиотек Вятского земства. Однако наиболее заметный пример из дореволюционной литературы (цитируемый даже зарубежными исследователями) отнюдь не положителен: это рассказ И. Бабеля «Публичная библиотека» (1916 г.), в котором описывается, как «прикоснувшиеся к книге» библиотекари Императорской Публичной библиотеки сами сделались «отражением живых, настоящих людей», безучастных к окружающему миру. Из других произведений конца XIX — начала ХХ в. можно упомянуть «Видение в Публичной библиотеке» Д. П. Мордовцева, хотя в этом случае стереотипы (засыпающие в читальном зале читатели, беседующие друг с другом призраки) выражены более мягко. Появление стереотипных образов в целом было связано именно с крупными и крупнейшими библиотеками: описывая их работу, писатели рано или поздно начинали критиковать их деятельность и по-своему типизировать библиотечных работников.

В 1920—1930-е гг. до некоторой степени сохраняются дореволюционные традиции в изображении библиотек и библиотекарей и одновременно появляется образ нового, «социалистического» библиотекаря. В этот же период возник и чисто отечественный стереотип библиотечного работника как массовика-затейника, не противоречащий официальному образу библиотеки как культурно-просветительного учреждения, близкого к клубу[2].

Довольно много страниц посвящено библиотекам в романе В. А. Каверина «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове», причем в описаниях присутствуют многие характерные для художественной литературы стереотипы (сопоставление библиотеки с кладбищем или склепом, мистическая атмосфера и т. п.). В целом В. А. Каверин изображает библиотеку примерно так же, как и И. Э. Бабель: библиотека — это место, оторванное от окружающего мира, где никогда ничего не меняется.

Немаловажной чертой советского периода было резкое уменьшение количества произведений, затрагивающих библиофильскую тематику (одно из очень немногих исключений — роман М. Чернокова «Книжники»). Можно с большой долей вероятности утверждать, что чудаковатые любители антикварных изданий — это персонажи, характерные преимущественно для зарубежной, а не для отечественной литературы, однако сказать, почему же именно так произошло, достаточно сложно. Возможно, русские писатели были более гуманны по отношению к «книжным людям», а возможно, сказалась и отечественная тенденция к изображению в первую очередь общедоступных библиотек. Кроме того, следует учитывать те потери, которые понесли отечественные библиофильские собрания в годы революции и гражданской войны, а также вынужденную непопулярность библиофильской тематики в последующие годы. Этот момент, в частности, затронут в «Японской дуэли» С. Ф. Буданцева. Главный герой этого произведения, заведующий губернской библиотекой Григорий Нилыч Макушин, не согласный с произвольными перемещениями фондов библиотек, уничтожает труд своей жизни — «Библиографический свод переводов западноевропейских поэтов на русский язык». При этом в тексте специально подчеркивается, что эксцентричность Макушина вызвана внешними обстоятельствами, и его отнюдь не следует ассоциировать с Жюльеном Сарьеттом из известного романа А. Франса.

Применительно к произведениям, написанным в годы Великой Отечественной войны или вскоре после ее окончания, можно сказать, что в них содержится, пожалуй, наиболее положительные образы библиотек и библиотекарей во всей отечественной литературе («Бесстрашные книголюбы» Н. С. Тихонова, «Книга бессмертна» В. Г. Лидина, «Блокада» Л. И. Борисова, «Драгоценное издание» И. А. Багмута, «В родном городе» В. П. Некрасова, «Я люблю тебя, жизнь» В. А. Ильина и др.).

В 1950-е гг., помимо военной тематики, в художественной литературе нередко описывалось и участие библиотекаря в восстановлении народного хозяйства, хотя довольно-таки идеализированным образом («Свет над землей» С. П. Бабаевского, «Библиотекарша» С. П. Антонова, «Девушки» В. П. Лукашевича). В этих произведениях симпатии авторов к библиотекарям уже сочетались с некоторыми тенденциозными моментами: писатели описывали скорее личную жизнь персонажей, чем их профессиональную деятельность; библиотекарем непременно была молодая и очень скромная девушка; библиотекарь-новичок оказывался энтузиастом-активистом и т. п. Многие из этих тенденций сохранились и в последующие годы.

В целом произведения 1920—1950-х гг., затрагивающие библиотечную тематику, были немногочисленны: писатели уделяли внимание «героическим» профессиям, постепенно создавая представление о библиотечной профессии как о самой скромной и тихой на свете[3].

До конца 1950-х гг. образ библиотекаря был во многом идеален и нередко представлял собой бескорыстного «рыцаря книги». Начиная с 1960-х гг. «наблюдается падение престижа библиотеки, престижа библиотечной профессии»[4] и утверждение «библиотечных» стереотипов не как отдельных образов, а как устойчивой системы представлений[5]. Причины этого были разноплановыми и не всегда очевидными:

1. В современной литературе можно обнаружить мнение, что в 1960-х гг. советская массовая библиотека стала исчерпывать свои возможности: фонды библиотек были значительными, но мало чем отличались друг от друга, испытывали дефицит самой спрашиваемой литературы и не привлекали читателей[6].

2. По сравнению с первой половиной XX в. вырос интерес писателей к изображению крупных библиотек (с конфликтами в библиотечных коллективах, потоком не всегда благожелательно настроенных читателей и т. п.), и, следовательно, усилилась и критика. Разумеется, в 1960—1980-х гг. сохранились и описания небольших библиотек, но писателей интересовала не столько их работа, сколько некоторые косвенные обстоятельства. Так, при помощи изображения сельской библиотеки можно было намекнуть на благосостояние села, в котором она находилась, на его культурный уровень, а заодно и описать ее библиотекаря как типичного представителя сельской интеллигенции («Хозяин морковного поля» В. Н. Леонова).

3. Некоторые писатели в 1960—1980-х гг. описывали библиотеку как «ловушку для интеллигенции» — низшую ступеньку социальной лестницы, на которую происходит «выдавливание» неблагонадежного человека[7].

4. В 1960—1970-е гг. произошел расцвет «производственного» романа, и библиотека в каком-то смысле потеряла свое романтическое очарование: ее тоже стали изображать как производство, причем производство скучное (а отсюда — образ «конторы» или «канцелярии присутствия»). Достаточно характерным моментом является и изображение библиотек на фабриках, заводах и при научно-исследовательских институтах («Южноамериканский вариант» С. П. Залыгина, «Огонь» А. Кузнецова и др.).

Распространение стереотипных представлений подтверждается тем фактом, что, несмотря на значительное число произведений 1960—1980-х гг., касающихся библиотечной тематики, количество ситуаций, в которых изображались библиотеки и библиотекари, было невелико. Прежде всего, библиотека в повестях и романах данного периода изображается как наиболее распространенное учреждение культуры, появляющееся при строительстве какого-либо комбината или нового города. Библиотекарь при этом оказывается положительным героем, но он показывается не как профессионал, а, скорее, просто как человек, участвующий в общественной жизни («Растет мята под окном» А. Н. Кулаковского). Один из наиболее заметных в художественной литературе стереотипов — это знакомство в библиотеке, перерастающее в любовный роман. Так происходит и в упомянутой повести А. Н. Кулаковского, и в повести И. Л. Муратова «Окна, открытые настежь», и в рассказе Н. К. Чуковского «Неравный брак», и в повести Т. В. Семенова «Уличные фонари». Основной лейтмотив при этом прост: это превращение Золушки (библиотекарши) в принцессу (стоит ей только снять очки).

Еще один распространенный в 1960—1980-х гг. сюжет — это успешная работа по распределению, когда выпускница библиотечного института попадает в «медвежий угол», и ее библиотека становится передовой во всем районе, а сама она обретает личное счастье («Журавли» И. Д. Пиняева, «Серебряное слово» С. М. Георгиевской, «Верность» А. Ю. Броделе и др.). Следует, впрочем, заметить, что не все писатели придерживаются сюжетов об успешной работе и личном счастье и даже подвергают их резкой критике («Царь-рыба» В. П. Астафьева, «Поэт» Ф. Искандера).

В целом к концу 1980-х гг. в отечественной литературе существовало несколько распространенных образов библиотекарей. Прежде всего, этот тип библиотекаря-святого, не обращающего внимание ни на нужду, ни на голод и думающего только о благополучии той библиотеки, в которой он работает («Есть женщины в русских селеньях» Ю. Ф. Стрехнина, «Психопат» В. М. Шукшина, «День второй» И. Г. Эренбурга, «Мера счастья» А А. Караваевой, «Доклад» Н. К. Горбунова, «Острожская библия» А. И. Мусатова и др.). Другой тип библиотекаря — это идеалист, мечтающий приобщить всех читателей к «разумному, доброму, вечному» («Идеалистка» А. М. Володина, «Окна, раскрытые настежь» И. Л. Муратова, «Микрорайон» Л. В. Карелина). Третий тип — это человек, не согласный с существующими в обществе порядками и рассматривающий библиотеку как вынужденное убежище («Раковый корпус» А. И. Солженицына, «Библиотекарь» А. М. Галина). И, наконец, четвертый тип библиотекаря — это тип честного и бедного труженика («Семь лет не в счет» Л. И. Беляевой и др.).

Определенная разница отечественной литературы от зарубежной заключается в уже упомянутом образе библиотеки как «ловушки для интеллигенции»: если библиотекари — персонажи зарубежных книг — уединяются в библиотеке по собственному желанию и обустраивают ее как собственный дом, крепость и королевство, то отечественные герои, искусственно попавшие в такую «ловушку», отнюдь не рады своему положению, что сказывается и на их отношении к своей профессии («Огонь» А. Кузнецова, «Уличные фонари» Т. В. Семенова). В то же время мотив «ловушки» не является абсолютно преобладающим: и отечественные, и зарубежные писатели не столько описывают определенные обстоятельства, сколько изображают особый тип людей — идеалистов-неудачников, не способных ни обустроить личную жизнь, ни выбрать профессиональное поприще и в конце концов «оседающих» в библиотеках. В некоторых произведениях об этом говорится прямо-таки открытым текстом: «Так что книги были не только ее профессией, но и едва ли главной жизнью. Книги, как ничто другое, питали ощущение собственной значительности. Книги, а не жизненный опыт, как у других, формировали чувства. … Будучи из той породы людей, которых называют “книжными червями”, она, естественно, в книгах разбиралась лучше, чем в людях, и в жизни зачастую оказывалась беспомощной, неприспособленной»[8].

Критику в адрес общественных библиотек, впрочем, можно объяснить и особенностями писательского труда: писатели склоняются к выводу, что чтение, а тем более сочинительство — процесс сугубо индивидуальный и даже интимный. Во всяком случае, в художественной литературе акцентируются как раз те моменты, которые причиняют читателям неудобство.

Более заметное отличие от зарубежной прозы связано с изображениями библиотекарей мужского рода: отечественные авторы, такие как В. А. Волков («Три деревни, два села»), А. И. Мусатов («Острожская библия»), А. М. Галин («Библиотекарь»), В. М. Шукшин («Психопат») описывают библиотекаря-мужчину не как комическую, а скорее, как трагикомическую или даже трагическую фигуру, рассматривая «женскую» профессию в качестве «усилителя» трагедийности и одиночества. Другой любопытный момент состоит в том, что в отечественной литературе вплоть до 1990-х гг. мужчина-библиотекарь не располагающим к себе персонажем оказывался редко. (В качестве исключений можно назвать «Дом и корабль» А. А. Крона и «Приглашение на казнь» В. В. Набокова.)

Из числа «неизменных моментов» можно назвать то, что библиотекарь в отечественной литературе на протяжении большей части ХХ в. был удобной кандидатурой для изображения «маленького человека» — беззащитного, не слишком удачливого и, помимо всего прочего, зависимого от множества факторов, включая существующую идеологию, собственных начальников, различных чиновников и т. д. Здесь можно назвать такие произведения, как «Хранитель древностей» Ю. О. Домбровского, «Верность» А. Ю. Броделе, «Окна, раскрытые настежь» И. Л. Муратова, «Три деревни, два села» В. А. Волкова, «Что было, что будет» Ю. В. Убогого и др.

Что касается изображений библиотеки, то здесь также можно выделить несколько распространенных образов. Прежде всего, это образ храма, обусловленный русской литературной традицией, восприятием писателей как властителей дум. Самое неудачное в данном образе заключается не столько в его архаичности, сколько в том, что он в отечественной литературе вынужденно (хотя и вполне закономерно) объединяется с образом сарая или барака (т. е. реального здания библиотеки), причем от времени появления того или иного произведения это практически не зависит («Цемент» Ф. В. Гладкова, «Котлован» А. П. Платонова, «В грозу на качелях» В. И. Ермоловой и др.).

В 1990-е гг. и в начале ХХI в. описания библиотекарей в художественной литературе претерпели некоторые изменения, но, к сожалению, не в лучшую сторону. Прежде всего, сильнее стали подчеркиваться мотивы бедности библиотекарей, эксцентричности поведения, неустроенности личной жизни и т. п. («Выбор России» Н. Н. Толстой, «Сонечка» Л. Е. Улицкой).

Начиная с 1990-х гг. стал размываться и нравственный идеал библиотекаря: вместо благородного образа интеллигента, работающего в убежище-библиотеке, появилось стремление стать одиночкой-интеллектуалом западного образца и покинуть родину («Ностальгия» В. Калашниковой). Стали появляться и произведения, в которых библиотекарь или библиограф работает в некоем загадочном учреждении (то ли библиотеке, то ли книжной палате), ненавидит свою нищенскую профессию, пренебрежительно отзывается о библиотечном образовании и вдобавок оказывается впутанным в сомнительные махинации (повесть «Разменная монета» Ю. Козлова).

Более заметным стало и влияние западных «традиций» в описании библиотек и библиотекарей. В особенности это касается детективной литературы, но в какой-то мере это проявляется и в философской прозе, и в фантастике. Здесь, в частности, можно назвать роман А. В. Шерина «Слезы вещей», рассказ А. Никитина «Библиотекарь» и роман Д. А. Глуховского «Сумерки», в которых прослеживаются тенденции, характерные для зарубежной литературы ХХ в., а именно страх перед книжным знанием и взаимосвязь библиотеки с концом света. Данные произведения укладываются в русло постмодернистской традиции, и описание «роковых» книг и библиотек, равно как и «идеальных читателей» в этом отношении отнюдь не случайно. Однако наиболее характерным примером может служить роман В. Исхакова «Читатель Чехова», в котором манипуляции с текстом достигают своего апогея.

Расцвет детективного жанра, начавшийся в 1990-х гг. (в особенности это касается «женского» и «иронического» детектива, в которых в основном и упоминаются библиотеки), способствовал усилению стереотипных представлений, связанных с внешностью и образом жизни библиотекарей («Сглаз порче — не помеха» и «Из мухи получится слон» Д. А. Калининой, «Букет прекрасных дам» Д. А. Донцовой, «Шестерки умирают первыми» А. Б. Марининой и др.). Самым худшим можно считать то, что появилось убеждение в недоброжелательном отношении библиотекарей к посетителям, что для русской литературы все-таки не было характерно.

Еще более причудливым и эпатажным в отношении библиотечной тематики является жанр фэнтези. Колдовские книги и роковые пророчества, горящие собрания и мистические встречи у полок, библиотекари-вампиры (демоны, сектанты) и яростная охота за сакральным знанием — практически весь «джентльменский набор», присущий зарубежной литературе, был использован и отечественными авторами («Дозоры» С. В. Лукьяненко, «Сварог» А. А. Бушкова, «Библиотекарь» М. Елизарова и др.). Архаичный образ пустой, пыльной и небезопасной библиотеки-склепа остается незыблемым просто по законам жанра: тайное знание предназначено для избранных, а заносить в компьютеры «колдовские» книги категорически нельзя из-за возможных катастрофических результатов.

Единственным сравнительно положительным «сдвигом» в современной литературе явилось появление целого ряда произведений, затрагивающих библиофильскую тематику, причем это относится и к философской прозе («Слезы вещей» А. В. Шерина), и к фантастике («Пять минут взаймы» Генри Лайона Олди (псевдоним украинских писателей Д. Е. Громова и О. С. Ладыженского)), и к детективу («Алтын-Толобас» Б. Акунина). Впрочем, «акценты» оказываются сдвинутыми и в данном случае: дело достаточно быстро сводится все к тем же «роковым» книгам и целым библиотекам.

Подводя итоги, можно отметить следующее:

1. Образы библиотек и библиотекарей в отечественной литературе с одной стороны, определялись историческими условиями и особенностями развития страны в те или иные годы, с другой — спецификой тех или иных жанров и с третьей — существующей литературной традицией, имеющей определенные отличия от произведений зарубежных авторов.

2. Из «вечных» проблем, практически не меняющихся с течением времени, следует отметить то, что библиотечная профессия в качестве достойного жизненного выбора показывается писателями очень редко.

3. В художественной литературе 1990-х гг. — начала XXI в. произошло, пожалуй, самое резкое ухудшение образов библиотек и библиотекарей. Прежде всего, писатели советского периода более гуманно относились к библиотекарям, и, что еще более важно, в бытность СССР не получили распространения некоторые жанры литературы, в том числе фэнтези, а также «иронические» и «женские» детективы. С утверждением этих жанров все худшее, что только говорилось в западной литературе о библиотекарях, появилось и в России, в то время как заимствования лучших черт (образа библиотекаря как проницательного психолога, неплохого сыщика, принципиального человека, способного противостоять злу, надежного друга и т. п.) не произошло. Отчасти это объясняется тем, что прямого заимствования, по-видимому, и не было, а негативные образы объясняются самой спецификой бурно развивающихся в России жанров.

Примечания



[1] Мезьер А. В. Библиотека и книга в художественной литературе // Мезьер А. В. Словарный указатель по книговедению. М., 1931. Ч. 1: А—Ж. С. 314—322.

[2] Добренко Е. Искусство принадлежать народу. Формовка советского читателя // Новый мир. 1994. № 12. С. 202.

[3] Барсук А., Секушина К. Библиотекарь в советской художественной литературе // Библиотекарь. 1953. № 8. С. 35—36.

[4] Шехурина Л. Д. Образ библиотекаря в художественной литературе // Библиотечная профессиология: проблемы становления и развития: сб. науч. тр. / науч. ред.: Е. Я. Зазерский, А. В. Соколов. СПб., 1992. С. 79—80.

[5] Стельмах В. Д. Библиотека: образы и представления // Книга и чтение в зеркале социологии. М., 1990. С. 114—115.

[6] Добренко Е. Указ. соч. С. 199—200.

[7] Равинский Д. К. Ловушка для интеллигента: замечания по поводу образа библиотечного работника в советской литературе // Профессиональное сознание библиотекарей: необходимость перемен в переходный период: материалы семинара. М., 3—4 июня 1993 г. М., 1994. С. 67—75.

[8] Ермолова В. И. В грозу на качелях: повесть. Киев, 1986. С. 27—28.




Лицензия Creative Commons 2010 – 2024 Издательский Совет Русской Православной Церкви
Система Orphus Официальный сайт Русской Православной Церкви / Патриархия.ru