16.06.2023

Светлана Кекова: «Я узнала, что небо безбрежное…»

Подборка стихотворений лауреата Патриаршей литературной премии Светланы Кековой.


ЛАЗАРЕВА СУББОТА
из стихотворного цикла

Щегол

Я, вступившая в мамин посмертный возраст,
вдруг да вспомню вечером, как она
посыпала сахарной пудрой хворост
и стирала скатерти изо льна,

огурцы с грибами солила в кадках —
были эти хлопоты ей близки,
шила детям платьица в легких складках
и вязала варежки и носки.

Было разных дел и забот немало,
не кончался вечером день ее,
и сияло в панцире из крахмала
на шершавой полке в шкафу белье.

Есть у быта русского сонмы пленниц,
несть и русским мученицам числа,
но она — смиренница из смиренниц
так светло и ясно свой крест несла.

Ей печаль
открыла свои объятья,
а болезнь
в свою занесла графу,
и всего одно выходное платье
много лет висело в ее шкафу.

И когда ушла из земного плена
птица светлая об одном крыле,
в День святого
мученика Гермогена
мы предали тело ее земле.

Я возьму засохшего хлеба крошку,
что она когда-то давно пекла,
и надену варежку на ладошку,
на которой жив силуэт щегла.

И, как будто празднуя именины,
запоет в конце февраля щегол,
и икона мученицы Антонины
увенчает наш поминальный стол.


Перед иконой Страшного Суда


1.
Сначала степи развернули свой
ковер осенний с выжженной травой
(а кое-где проглядывала озимь,
покрывшая, как плат, пласты земли),
и взгляды оторваться не могли
от тех чудес, что создавала осень.

2.
На горизонте плоские холмы
обозначали странное величье
пустынных мест; и щебетанье птичье,
а также брызги солнечной волны
напоминали о нетварном свете,
который видят ангелы и дети
и чтут святые очи Паламы.

3.
По черным комьям вспаханной земли
воронья стая движется вразвалку.
Два облака плывут, как корабли.
Деревья входят в мир, как в раздевалку
и оставляют пышный свой наряд
для ротозеев, фавнов и наяд.

4.
А путь наш продолжается. Вот-вот
вороньему рукой помашем войску,
деревьям обнаженным, Волге, Вольску
и совершим опасный поворот
в тот край, где посреди незримых бурь
то золото сияет, то лазурь,
то светится фаворским светом Слово,
как на иконе инока Рублева.

5.
Под шум последний лиственной молвы
возникли вдруг хвалынские холмы,
где ковыля печально колыханье,
холмы — Хвалынска слава и хвала,
как бы церквей подземных купола —
живой земли свободное дыханье.

6.
И снова наплывают на меня
в волне молчанья и сердцебиенья
тень всадника и красного коня -
и языки подземного огня
как будто замирают на мгновенье.
А там, где глина, воздух и вода
соединились в День Господня гнева,
у яблони, вдвоем, —
Адам и Ева
перед иконой Страшного Суда.




Саранча

…И воздам вам за те годы, которые пожирали саранча, черви, жуки и гусеницы, великое войско Мое, которое послал Я на вас… (Иоиль 2:25)

Груз событий никак не осилю
я — разбитый, пустой водоем,
знаю только, что весть Иоилю
дал Господь о народе своем.

«Мой народ, — Он сказал, — словно пламя,
нет ни счета ему, ни числа.
Ад — его сокровенное знамя,
смерть — подножье его ремесла:

разрушаются крепости плоти,
и бледнеют окружия лиц,
от коней его, страшных в работе,
и от стука его колесниц.

Ищут пищи на выжженном склоне
лев и заяц, телец и олень.
Вострубите трубой на Сионе,
ибо к вам приближается День

в одеянье тумана и мрака,
День, похожий на вихрь в ноябре,
и сирена вдали, как собака,
на Святой завывает горе.

Плачьте, делатели и умельцы
о своем виноградном вине,
и рыдайте всю ночь, земледельцы,
о пшенице и о ячмене.

Вы, священники Дома Господня,
стойте в плаче своем до конца
и, постясь, раздирайте сегодня
не одежды свои, а сердца.

И тогда отзову от работы
я великое войско Мое —
саранчи остановятся роты,
и к копью прислонится копье.

Я пошлю драгоценную влагу
на просторы сожженных полей,
я направлю страданья ко благу
и верну вам вино и елей.

Будут нивы последние сжаты,
в церковь верные хлеб принесут,
и в долине Иосафата
соберутся народы на Суд».


Летчик
памяти иеромонаха Пантелеимона

Жила я и верила Богу,
пытаясь с ума не сойти,
но вдруг потеряла дорогу,
пошла по кривому пути.

Мой грех, обернувшийся коброй,
то жалил меня, то язвил,
но пастырь мне встретился добрый,
который меня исцелил.

Он был, словно ангел в пустыне,
но крылья в металл он одел,
и ночью в железной машине
над городом нашим летел.

Мы с ним говорили о многом:
о слове, о свете, о мгле,
о том, что увидятся с Богом
все те, кто рожден на земле,

о странном для смертных веселье
под пологом ангельских крыл,
о тайне монашеской кельи,
которую он мне открыл.

И он мне однажды поведал,
что мир многолик и угрюм,
но все обернется победой —
и к сердцу прилепится ум.

И свет неизведанный лился,
и купол светился, пока
он в небе летал и молился,
и плыли под ним облака.

Но вдруг появился наводчик —
и свод разломился небес,
и скрылся таинственный летчик
в какой-то таинственный лес.

Я тайны любви не нарушу,
ни слез, ни тоски не тая…

…Блажен, кто и тело, и душу
положит за други своя.

***
1.
Ветер, словно котенок подброшенный, тычется
в дверь забытого дома, и музыку сфер
тихо слушают вечером ива-язычница,
и хлыстовка-осина, и дуб-старовер.

Горизонт на закате становится пламенным,
и опять невозможно нам слушать без слез,
как восславила Господа пением знаменным
молодая семья православных берез.

2.
Чуть колеблется воздух счастливый —
золотое игралище ос,
и песок под зыбучею ивой
ключевою водою зарос.

И луча световая дорожка
пролегает в цветочной пыли,
и в озера цветного горошка
деловито ныряют шмели.

Что за праздник для зренья и слуха!
И рождается снова во мне
слово — легче лебяжьего пуха,
тяжелее, чем камень на дне.

3.
Как стрекочут сороки-завистницы!
Даже слушать я их не хочу:
тихо осень достала из ризницы
для берез золотую парчу.

Лес как церковь стоит с прихожанами
и дубы — как монахи в миру,
и хитонами светят багряными
две осины и клен на юру.

Птицы — легкого воздуха пленники
в небесах оставляют следы.
Спят лини — золотые священники
в многоярусном храме воды.

Я узнала, что небо безбрежное
ночью учится мир обнимать,
как Дитя обнимает безгрешное
рано утром безгрешная Мать.


Лазарева суббота

Смерти просты законы.
Взгляд у нее безгневный.
Смотрит на нас с иконы
Лазарь Четверодневный.

Сердце больное ноет:
нет ему в мире места…
Мама тарелки моет,
бабушка месит тесто.

Ставим на стол бутылки:
в сером пальто из драпа
в дом из бессрочной ссылки
нынче вернулся папа.

Руки и ноги целы,
снова он вместе с нами,
только повито тело
белыми пеленами.

Он головой качает,
спрашивает: не ждали?
Бабушка отвечает:
— Где же твои медали?

Видишь, как покосился,
высох и сполз к оврагу
дом твой, пока ты бился
за Сталинград и Прагу?

— Смерть — не моя забота,
Есть от нее спасенье —
Лазарева суббота,
Вербное воскресенье…

Источник: журнал «Православное книжное обозрение»

Фото: Валерий Прокошин