04.05.2023

Игорь Смолькин: Небесное и земное

Игорь Александрович Смолькин – номинант XII сезона Патриаршей литературной премии.

Родился 17 августа 1961 г. в г. Пскове.
В 1984-м году окончил инженерно-строительный факультет Ленинградского Политехнического института.
В конце 1980-х гг. - корреспондент в районной газете, позднее – директор малого предприятия.
С 1994 по 1999 гг. исполнял обязанности ответственного редактора вестника Псковской епархии «Благодатные лучи».
Член Союза писателей России.
Печатался на страницах журналов «Наш современник», «Всерусский Собор», «Москва», «Роман-журнал, XXI век», «Литературная учеба», «Балтика», «Русский дом», «Православный паломник», «Православный летописец Санкт-Петербурга», «Благодатный Огонь», «Родная Ладога», «Дон», «Медный всадник» и др. В 2005 году избран председателем правления Псковского регионального отделения организации «Союз писателей России».
Лауреат литературных премий: «им. Сергея Нилуса» (2005): «им. св. благоверного Великого князя Александра Невского» (2006); «им. В.Я. Шишкова» (2008); «им. Михаила Алексеева» (2009); «Отчий дом» им. братьев Киреевских (2010) и прочих.
С 2012 года является председателем жюри Всероссийской литературной премии им. Н.С. Лескова «Очарованный странник».
На соискание Патриаршей литературной премии выдвигается от Псковского регионального отделения Союза писателей России.

Библиография (основные произведения):
1. «Делатель правды», повесть, очерки, 2000;
2. «Реки не замерзают», рассказы, очерк, повесть, 2005;
3. «В руце Твои, Господи…», рассказы, 2006;
4. «Ангел Безпечальный», роман, повести, рассказы, 2007;
5. «Служитель святыни», 2008;
5. «Всего лишь пепел», повести, рассказы, 2012;
6. «Спастись еще возможно», роман, повесть, рассказы, 2013.



Игорь Смолькин (Изборцев). Крестный ход в Печорах

Колокольные звоны плывут над куполами монастырских храмов, над огромными, как зеленые острова, деревьями, над яблоневым садом на святой горке; мягко обтекают костры древних башен и тонут в толще крепостных стен. Кажется, их источник находится не на земле, а где-то за облаками, и это там, высоко в небе, развешены колокола, в которые ударяют невидимые небесные звонари, рождая преображающие мелодии. Горное и дольнее… оно сливается в единую реку, вытекающую из святых монастырских врат - реку Крестного хода, самого многолюдного и торжественного, поскольку свершается он в праздник Успения Пресвятой Богородицы, а монастырь носит это пресветлое имя уже более пяти веков.
Небесное и земное… Если бы это великое шествие изображал художник, то прежде всего отразил бы на полотне изумрудную свежесть дороги, выстланной луговыми травами и цветами, а поверх зеленого нанес бы мазки небесной лазури, запечатленной в голубых облачениях духовенства; золотые искры в архиерейских митрах и панагиях, рапидах и крестах, хоругвиях и ризах икон; солнечные луковки над янтарными стебельками свечей; пеструю сумятицу лиц и выражение счастья на них. Еще веру и надежду в глазах. И, конечно же, любовь! Нашлись бы только подходящие краски в палитре художника…
«В рождестве девство сохранила еси, во успении мира не оставила еси, Богородице…» - каждый идущий стремится вложить в песнопение всю глубину своих чувств. «Преставилася еси к животу, Мати сущи Живота…» - слова воспаряют над лугами и холмами, рощами и дубравами, над стерегущими время крепостными башнями, простираются к горизонту. «И молитвами Твоими избавляеши от смерти души наша», - здесь все упования, все надежды. И надо ли что-то еще?
Крестный ход движется, он охватывает кольцом монастырские стены. И когда на площади перед Святыми вратами появляется голова шествия, его конец эту площадь едва успевает покинуть. Чудотворная икона Успения Пресвятой Богородицы осеняет всех ей предстоящих, взмахивают кропилами священники, разбрасывая по сторонам благодатные капли святой воды. А где-то все также бодро, словно и не было долгого, с подъемами спусками, хождения, поют:
«В молитвах неусыпающую Богородицу и в предстательствах непреложное упование гроб и умерщвление не удержаста: якоже бо Живота Матерь к животу престави во утробу Вселивыйся приснодевственную».
Собрание молящихся на площади умножается, и не то, что яблоку, крохотной косточке от чёток упасть, кажется, уж некуда. А народ все прибывает. Кто-то из духовенства возглашает величание, и множество восторженных голосов подхватывают рожденные в глубине столетий слова:
«Величаем Тя, Пренепорочная Мати Христа Бога нашего, и всеславное славим Успение Твое».
Еще не кончилась в чашах вода, и кропила обращаются в сторону кричащих: «Сюда, сюда!», а небо уже проявляет заботу и дарует долу вышнюю влагу. Первые капли дождя, не достигая земли, тонут в человеческом море. Но тучи сгущаются, и робкий дождик обращается в ливень, который гремит по крышам, деревьям, распустившимся куполам зонтов; ревет, устремляясь в провал спускающейся вниз дороги, откуда еще подтягиваются последние ряды Крестного хода.
И нет места страху, ибо близко каждому сказанное: если делаете добро и не смущаетесь ни от какого страха (1 Пет. 3, 6). Но вдосталь восхищения и восторга: «Радуйся, Предстательнице к Богу, мир спасающая; Радуйся, Заступнице, роду христианскому от Бога дарованная». А ливень вдруг обрывается на самом, казалось бы, высоком накале. Облака, как театральный занавес, раздвигаются по сторонам, и благословляющая десница солнца заливает золотом кипящую Крестным ходом плошать. И нет в сердце иных побуждений и желаний, как только восклицать: «Радуйся, Обрадованная, во Успении Твоем нас не оставляющая!»