18.01.2023

Учитель нежности

Владимир Андреевич Костров ушел в октябре прошлого года. Прошло три месяца, и многие другие печали могли бы заслонить эту утрату, но – не заслонили. И каждому, кто хоть раз в жизни встречал поэта, светит его улыбка. На днях я получил письмо от Валентины Патроновой, ученицы Владимира Андреевича. С радостью делюсь этим письмом с вами, дорогие читатели.
«Настоящую нежность не спутаешь/ Ни с чем, и она тиха». Ахматовские строчки приходят вместе с мыслями о моём учителе. Речь о поэтической нежности. Нежность такого рода – редкая. Владимир Костров ушёл осенью прошлого года. Ушёл, а нежность осталась. Владимир Андреевич с порога огорошивал студентов-первокурсников: с ходу читал стихи. Так было и в сентябре 2000-го. В окна Литинститута врывалось солнце. А стихи были о первом снеге.

Над землёй кружится
первый снег.
На землю ложится
первый снег…
Пишут все – печатают не всех.
Иногда печатают не тех!
Пишут про зелёные глаза
или про рюкзачные волненья.
Образы стоят, как образа,
по углам в иных стихотвореньях.
Только есть стихи как первый снег!
Чистые, как белый первый снег!
Есть они у этих и у тех,
ненаписанные – есть у всех!

Такое вступление воодушевляло.
Брать и делать энергично, с ходу – его манера. Этому он учил на семинарах.
«Бросьте! – это вяло, неинтересно, не пишите так. Это медитация. Начинать надо сразу, а потом – просто, прозрачно, по существу. Когда-нибудь вы сможете писать тонкие пейзажные стихи», – говорил он мне.
С тонкими пейзажными выходило редко, а медитации – хоть отбавляй. Но если выходило – это была искра от огня Кострова.
Владимир Андреевич, в яркой клетчатой рубашке и светлых джинсах, легкий, подвижный, влетая на занятия, казался нам очень молодым. От него веяло снежной свежестью. А первый снег всегда особенно нежен. «Настоящую нежность не спутаешь/ Ни с чем, и она тиха».
Костровскую нежность ни с чем не спутаешь, и она тиха…
В старом доме пахнет яблоками и редькой, а тепло не выветривается из печки.

Когда несколько лет назад Академией Наук готовилось полное собрание сочинений Тютчева, за помощью обратились к Владимиру Андреевичу.
Перевести Тютчева с французского на родной без искажений мог только он. Тонкие нюансы красок и чувств с юности давались ему легко.
Учившийся на химика Костров проник в алхимию, общую для науки и поэзии. Он открыл свой философский камень – русский язык.
В одном из интервью Костров заметил: «Подобно математике, язык служит инструментом познания. Чем более он совершенен, тем он точнее говорит о явлениях жизни. К сожалению, в наше время язык претерпевает надругательство над собой. Несовершенный язык – это все равно, что ошибочная математика».
Кстати, День русского языка 6 июня, в день рождения Пушкина, мы отмечаем, не помня, что появился он в календаре по инициативе Кострова. Сам же он скромно замечал, что его усилия – среди усилий других: писателей Феликса Кузнецова, Валерия Ганичева, Юрия Полякова, академиков Дмитрия Лихачева и Олега Трубачева, режиссера Никиты Михалкова.
Когда мы прощались в 2000-м, он по-мужски крепко и неловко жал мне руку и долго и грустно смотрел в глаза. Я, 21-летняя студентка, уходящая в академ в ожидании прибавления в семействе, наивно частила: всё хорошо, мы обязательно встретимся. «Навряд ли, – скептически ответил он, – если и вернетесь в Литинститут, у вас будет другой руководитель».
Заметив мою тревогу, деликатный Костров тут же исправился. Улыбнулся, собрав в лучики аскетично-сухое лицо: «Многие люди, отучившиеся в Литинституте, так и не стали поэтами. А многие хорошие поэты так и не закончили Литинститут».
Напутствие Кострова оказалось провидческим. С рождением сына мне пришлось перевестись в вуз поближе к дому. В Литинститут я больше не вернулась.
С тех пор Владимира Андреевича видела только раз: на сцене Зала Церковных Соборов Храма Христа Спасителя, где в мае 2018 года он получал Патриаршую литературную премию, а я издалека ловила его в журналистский объектив.
Когда Владимир Андреевич попал в кадр, моему взгляду стало больно: поднимаясь на сцену, он с усилием опирался на чьи-то руки. Он близоруко вглядывался в мир, напоследок стараясь запомнить его прекрасным.
«И треснул мир, и обнажилась Вечность...»

Валентина Патронова
пос. Дубна,  Тульская область.

60 лет назад вышла в свет первая книга Владимира Кострова. Она называлась «Первый снег».

Текст: Дмитрий Шеваров

 ИЗБРАННОЕ

* * *
Морозным вздохом белого пиона
Душа уйдёт в томительный эфир…
Молитвою отца Серапиона
Я был допущен в этот горький мир.

Был храм забит — меня крестили в бане,
От бдительного ока хороня.
Телёнок пегий тёплыми губами
В предбаннике поцеловал меня.

И стал я жить, беспечен и доверчив,
Любил, кутил и плакал на износ.
Но треснул мир, и обнажилась вечность.
Я вздрогнул и сказал: «Спаси, Христос!»

Спаси, Христос! Кругом одна измена,
Пустых словес густые вороха.
Свеченье молока и запах сена
Смешались с третьим криком петуха.

Ликует зверь… Спаситель безутешен,
Но верю, что не отвернётся Он,
Всё знающий: кто праведен, кто грешен.
Он вороньё отгонит от скворешен…
Тяжёл твой крест, отец Серапион.

***
Мы — последние этого века,
Мы великой надеждой больны.
Мы — подснежники.
Мы из-под снега,
Сумасшедшего снега войны.

Доверяя словам и молитвам
И не требуя блага взамен,
Мы по битвам прошли,
Как по бритвам,
Так, что ноги в рубцах до колен.

И в конце прохрипим не проклятья —
О любви разговор поведём.
Мы последние века.
Мы братья
По ладони, пробитой гвоздём.

Время быстро идёт по маршруту,
Бьют часы, отбивая года.
И встречаемся мы на минуту,
А прощаемся вот навсегда.
Так обнимемся.

Путь наш недолог
На виду у судьбы и страны.
Мы — подснежники.
Мы из-под ёлок,
Мы — последняя нежность войны.

* * *
Беру костыль, опять меня мотает, 
И самому себе твержу: держись!
Презренного металла не хватает
На скромную оставшуюся жизнь.
И точно не оставлю я наследства
Благодаря аптекам и врачам.
Мне много лет. И я впадаю в детство.
Но мама не утешит по ночам.
Но продолжает Божий мир вращаться,
Наркоз стихов кончается уже.
И лишь душа не хочет возвращаться,
Таится, словно утка в камыше.
Мир полон и больных, и без гроша,
Но унывать — нестоящее дело.
И потому прошу тебя, душа:
Не покидай страдающее тело.

***
Просыпаюсь от сердечной боли,
Но зимою дымной не умру,
Доживу до лета, выйду в поле,
Постою без кепки на ветру,
Поклонюсь цветам, деревьям, сёлам,
Покачаю буйной головой…
Я хочу от вас уйти весёлым
Узкою тропинкой полевой.
Поздними прозреньями не маясь,
Не в больнице двери затворя,
А случайным встречным улыбаясь
И за всё судьбу благодаря.
Пусть для вас дожди слетают с ветел
И поёт вечерний соловей,
Я же вам оставлю только ветер,
Летний ветер Родины моей.

Источник

Фото: скриншот из фильма телеканала "Культура"