Издательский Совет Русской Православной Церкви: Церковная завеса

Главная Написать письмо Поиск Карта сайта Версия для печати

Поиск

ИЗДАТЕЛЬСКИЙ СОВЕТ
РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!
Церковная завеса 10.09.2020

Церковная завеса

Паломнические заметки писателя Владимира Крупина, лауреата Патриаршей литературной премии.

Сбылась моя мечта — я в Карфагене. Остатки ступеней античного театра, пустырь, ветер, берег моря, ноябрь. Мальчишки играют в футбол.

— Там Европа, Сицилия, — показывает работник посольства в Тунисе Николай Иванович. — В ясную погоду видно.

— Да, — я вспоминаю, что именно из сицилийского города Монреаля видел в бинокль африканский берег и мне говорили: «Там Тунис, Карфаген, Бизерта».

Мы приехали в Тунис вдвоем с товарищем. В России осень, затяжные дожди, здесь сухо, солнечно, безмятежно. Еще и оттого тянет на юг, что хотя бы на время отступают дела и заботы.

— Как же хорошо! — говорю я и отпрашиваюсь сходить на берег моря. У меня есть тайная надежда — выкупаться в Средиземном море. Ведь тепло. А мы в детстве уже первого мая отважно кидались в ледяные воды Поповского озера, еле-еле прогретые сверху.

Тишина обступает меня. Даже плеск мелкого прибоя и отдалившиеся крики мальчишек не пугают ее, а дополняют.

Карфаген, думаю я. Какое гордое имя — Карфаген, город — властелин Африканского побережья. Мысленно переношусь в Рим, в Колизей, в его тоже уже обветшалые камни, и слышу крики римского сената, выступления Катона, который повторял всегда только одно в конце любого своего выступления:

— Карфаген должен быть разрушен.

И повторял так громко, что пробил толщу веков и заставил даже нерадивых студентов повторять вслед за собой: «Карфаген должен быть разрушен».

Разрушили. Вот они, остатки, объект туризма. Да ведь и Колизей объект, ведь и пословицы «Все дороги ведут в Рим», «Нет нигде жизни, кроме Рима» тоже загасли.

Мы ехали в Бизерту, место гибели русского флота. Там, нам сказал Николай Иванович, есть русская церковь и ее хранительница — Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн, дочь флотского офицера.

— У нас не было с ней общения. То есть официально. Но тайком бывали у неё, привозили продукты, помогали выжить. В перестройку кадры посольства перетряхнули, пришли лизоблюды перед Западом, но единственное, что жены наши стали делать открыто, — ездить в Бизерту к Анастасии Александровне.

— Жены? А вы?

Николай Иванович помолчал, глядя на пустые места за окном, и улыбнулся:

— Они ж и за нас свечки ставили.

Бизерта — тяжелое слово для русской души. Как погибал русский флот, как нас предавали бывшие союзники, об этом сказано достаточно. А сегодня важным было то, что в Бизерте русская церковь выстроенная моряками на их скудные средства.

Мы посидели у Анастасии Александровны. В темном платье и светленьком платочке она была совсем-совсем нашей, будто мы сидели на окраине Вятки, или Костромы, или в Москве, в деревянном доме в Сокольниках, и пили чай. Был Великий пост. Привезенное Николаем Ивановичем съестное, кроме печенья и карамели, было унесено до пасхального дня.

— Моя главная мечта, — сказала Анастасия Александровна, — побывать в России, в сельской церкви, в Великий Страстной четверг на службе «Двенадцать Евангелий», а потом умереть.

— Вам жить надо долго-долго, — сказал Николай Иванович. — Видите, уже из России едут, и будут приезжать все больше. Кто встретит, кто расскажет?

— Это всё уже описано, — ответила Анастасия Александровна. — А у меня нет сил говорить о гибели цвета русской нации. Как я жила, куда и на что ушла жизнь, не помню. Вот сейчас себя ощущаю и маленькой девочкой, когда мы жили на кораблях. Несколько лет. Была школа, оркестр, иногда объявляли вечер танцев. На эсминце, я уже забываю название, на палубе, я стояла в белом платьице. И ко мне подошел Врангель и поклонился и сказал: «Вы позволите пригласить вас на вальс?» Вот и вся моя жизнь.

Мы шли по улице Бизерты, совершенно безлюдной. Анастасия Александровна заранее достала из ридикюля большие ключи от замка и двери храма:

— Только очень извините меня, что внутри стоят стулья. Это я, чтобы как-то выжить, платить за свет, воду, пускала христиан-католиков для службы. Они же не могут, как мы, стоять всю службу. Даже короткую свою сидят. Бог им судья.

— Приедет и к вам батюшка, — бодро сказал Николай Иванович.

— Дай Бог, — она перекрестилась.

Мы остановились на паперти. Анастасия Александровна показала в сторону моря:

— Еще в шестидесятые годы были отсюда видны мачты кораблей. Но это был металлолом. Моряки разошлись еще в конце двадцатых годов. Кто уехал во Францию, кто здесь пошел в услужение. А я — куда я от церкви? — Она вздохнула. — Поэт написал об исходе из России: «И запомнил, и помню доныне наш последний российский ночлег, эти звезды приморской пустыни, этот синий мерцающий свет. Стерегло нас последнее горе, — после снежных татарских полей, — ледяное Понтийское море, ледяная душа кораблей».

Мы вошли в холод каменного храма. Развели шторы на боковых окнах и увидели, что Царские врата, центральная завеса храма — это боевой андреевский флаг. Да, настоящий морской стяг.

— Но с какого эсминца, уже тоже не помню, виновата, — сказала Анастасия Александровна. — Можно сказать: с любого. Молитвы читаю, Псалтырь. Пыль вытираю, пол мою. А в алтарь не вхожу, нет благословения. Да, с батюшкой бы тут всё оживилось.

— Будет! — твердо сказал Николай Иванович.

Мы поставили свечи у алтаря и перед Распятием. И долго стояли молча, слыша, как в тишине слабо потрескивает сгорающий стеарин.

Хотели закрывать шторы на окнах, но Анастасия Александровна воспротивилась.

— Еще не зима, всё-таки внутри посветлее, не так мрачно.

Мы проводили её до дома и вышли на набережную. Недалеко от берега, в воде, лежали огромные остатки корабля. Ржавеющий корпус, гниющие шпангоуты, черные иллюминаторы с остатками стекла.

— Как скелет динозавра, — осмелился я прервать молчание. — У нас по Вятке и Каме и средней Волге обнажаются откосы и находят скелеты допотопных животных. Потом потоп, потом еще потопы. И вот — пусто в Карфагене, и здесь кладбище. Всё умерло, а церковь стоит, Анастасия Александровна молится, андреевский флаг на страже алтаря.

— Так и запомнится Бизерта, — сказал товарищ, — как город без людей, и только церковь да эта женщина.

Надо было возвращаться. Мы даже забыли сфотографировать и храм, и Анастасию Александровну. Спохватились, когда отъехали далеко. Но утешали себя тем, что память о Бизерте будет прочнее снимка.

Так оно и оказалось.

Источник



Лицензия Creative Commons 2010 – 2024 Издательский Совет Русской Православной Церкви
Система Orphus Официальный сайт Русской Православной Церкви / Патриархия.ru