03.09.2018

Оптинские старцы о русской литературе

О взаимоотношениях знаменитых русских писателей и преподобных отцов Оптиной пустыни. Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой.

В памяти оптинской братии осталось посещение обители Достоевским после смерти любимого сына в июне 1878 года. Тогда писатель встретился с преподобным Амвросием.

Как рассказывал преподобный Варсонофий, Достоевский признавался старцу, что «раньше он ни во что не верил.

— Что же заставило вас повернуть к вере? — спрашивал его отец Амвросий.

— Да я видел рай. Как там хорошо, как светло и радостно! И насельники его так прекрасны, полны любви. Они встретили меня с необычайной лаской. Не могу я забыть того, что пережил там, и с тех пор повернул к Богу.

И действительно, он круто повернул вправо, и мы веруем, что Достоевский спасся»(1).

По свидетельству преподобного Иосифа эта встреча оказала огромное влияние на писателя, преподобный Амвросий беседовал с ним подолгу, они говорили о многих насущных вопросах духовной жизни. Старец сказал о Достоевском: «Это кающийся»(2).

В «Воспоминаниях» жены писателя А. Г. Достоевской этому посещению были посвящены следующие строки: «Вернулся Феодор Михайлович из Оптиной пустыни как бы умиротворенный и значительно успокоившийся и много рассказывал мне про обычаи Пустыни, где ему пришлось пробыть двое суток. С тогдашним знаменитым “старцем” о. Амвросием Феодор Михайлович виделся три раза: раз в толпе при народе и два раза наедине, и вынес из его бесед глубокое и проникновенное впечатление… Из рассказов Феодора Михайловича видно было, каким глубоким сердцеведом и провидцем был этот всеми уважаемый “старец”»(3).

Впечатления от этой поездки нашли художественное воплощение в романе «Братья Карамазовы». Старцу Зосиме — 65 лет, как и старцу Амвросию, с которым встречался Ф. М. Достоевский в июне 1878 года. Старец Зосима, как и Амвросий, принадлежит к третьему «поколению» старцев (основатель старчества в Оптиной пустыни — преподобный Лев, его преемник — преподобный Макарий и их ученик — преподобный Амвросий). При описании реалий монастырской жизни Достоевский использует как свои собственные впечатления, так и книжные источники. Так, изложение истории и сущности старчества в романе соотносится с книгами: «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Св. Земле постриженника Святыя горы Афонския инока Парфения» (1855), «Историческое описание Козельской Введенской Оптиной Пустыни» (1862) и «Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Леонида» (1876), которые были в библиотеке писателя.

Ряд строк романа «Братья Карамазова» напрямую перекликаются с теми внутренними переживаниями, которые вынес Федор Михайлович после беседы со старцем. Вторая книга романа была окончена в октябре 1878 года, через три месяца после возвращения из Оптиной. В главе «Верующие бабы» описывается разговор со старцем Зосимой жены извозчика Никитушки, у которой умер маленький сын. Старец, пытаясь успокоить безутешную мать, говорит, что младенцы имеют особенное дерзновение перед престолом Божиим. Однако матери, потерявшей сына, хочется видеть его здесь, на земле, слышать его голос. И старец Зосима говорит ей слова, которые, как считала Анна Григорьевна, были сказаны Достоевскому: «И надолго еще тебе сего великого материнского плача будет, но обратится он под конец тебе в тихую радость, и будут горькие слезы твои лишь слезами тихого умиления и сердечного очищения, от грехов спасающего».

Этот эпизод, а также другие параллели с оптинским бытом показывали, какое сильное впечатление оказало на самого писателя посещение обители.

Пожалуй, никто из русских писателей не посещал Оптину пустынь так часто, как Л. Н. Толстой (1877, 1881, 1890, 1896, 1910). Его тетя, А. И. Остен-Сакен — духовное чадо преподобных Льва и Макария — скончалась и была похоронена в обители, а родная сестра по благословению преподобного Амвросия окончила свою жизнь схимницей в Шамординском монастыре.

О жизни и творчестве писателя написано значительное число фундаментальных исследований, однако оценка его жизни и творчества со стороны оптинских старцев не так широко известна.

Еще за год до смерти Л. Н. Толстого в разговоре со своими духовными чадами преподобный Варсонофий говорил, что грех хулы на Духа Святого считается тягчайшим в Православии. Только покаявшись, такой человек может спастись: «Хулой на Духа Святого, непростительной и ведущей к погибели, считается упорное неверие и отрицание бытия Божия, несмотря на воочию совершающиеся чудеса, несмотря на множество фактов, неопровержимо доказывающих существование Бога. Упорное отрицание и неверие является хулой на Духа Божия, это не прощается ни в сем веке, ни в будущем, и человек, умерши, не покаявшись в своем неверии, погиб. Примером такого нераскаявшегося хулителя является Лев Толстой, упорно отвергающий Церковь и не признающий Божественности Господа Иисуса Христа, что бы ему ни говорили и как бы ни доказывали неосновательность его воззрений. Если он умрет не покаявшись, то погибнет. Если же перед смертью покается, то будет прощен»(4).

Допуская такое твердое определение в отношении хулителей Духа Святого, Церковь однако не отвергала и возможность спасения для покаявшегося. В этом смысле характерно еще одно высказывание преподобного Варсонофия, где он прямо говорит, что Толстой «мог быть праведником»: «Где начало падения? В помысле лукавом. Да и Толстой не от помысла ли погиб? Ведь мог бы быть праведником. Известно, что иногда он спрашивал свою жену: “А что бы ты, Сонечка, сказала, если бы я вдруг поступил в монастырь?”»(5).

Последний приезд Толстого в Оптину, по мнение старцев, не был случайным. Его душа стремилась к спасению, «у него было искреннее желание повернуть к Богу»: «Храните свою лампаду веры и любви к Богу. У Толстого она разбилась, и он погиб навеки. А ведь раньше он был верующим человеком, как говорила мне его жена, и в церковь ходил, и причащался. К несчастью, в Париже сошелся с одним невером, и это погубило его. Взял он своего нового друга в Ясную Поляну и стал отдаляться от Церкви, повертывал он и вправо, и влево, пока не погиб окончательно. Мне пришлось разговаривать о Толстом с одним епископом, который сказал: “Ведь несомненно было у него желание повернуть к Богу, иначе он не приехал бы в Оптину”»(6).

Однако гордыня помешала ему встретиться со старцами Иосифом и Варсонофием, как говорил преподобный Варсонофий: «…недавно другой гениальный писатель, Толстой, тоже приезжал сюда, подходил к этой моей двери и к дверям другого старца, Иосифа, и ушел. Отчего? Что помешало ему войти в эту или другую дверь? Не гордыня ли его? Что может сказать какой-то старец? Кому? Льву Толстому, перед которым преклонялся весь мир… О чем ему говорить с этими старцами? не мог он сломить своей гордыни — и ушел. Конечно, это только предположение, но кто знает? Не близко ли оно к истине? Ушел куда? В вечность. В какую? Страшно сказать! И все это произошло почти на моих глазах…» (7).

Последние часы писателя известны буквально по минутам. Согласно предписанию Святейшего Синода к умирающему Толстому поехал преподобный Варсонофий. Все документа о последнем посещении Оптиной пустыни Толстым были собраны в обители. В 1929 г. их систематизировал Г. П. Георгиевский «Лев Толстой на пути в Астапово» (НИОР РГБ. Ф. 217. К. 5. Ед. хр. 4). В частности, сохранился отчет преподобного Варсонофия о поездке в Астапово: «Цель моей поездки состояла в том, чтобы предложить находившемуся на станции Астапово больному графу Льву Толстому духовную беседу и религиозное утешение, в целях примирения его со святой Православной Церковью. В вокзале станции Астапово я встретился с сыном графа Андреем Львовичем Толстым, от которого я узнал, что доктора никого, кроме некоторых лиц, к графу не допускают из опасения осложнения его болезни, но что он употребит все старание, чтобы дать мне возможность лично видеть и переговорить с графом. При этом он добавил, что по той же причине доктора не допускают к больному даже супругу графа и его, А. Л. Толстого, что вообще на свидание с отцом рассчитывать мне трудно. Вскоре явился на вокзал лечивший графа доктор Никитин и заявил мне, что по единогласному решению его и других докторов постановлено никого к нему, кроме некоторых лиц, не допускать, в том числе и меня, в виду могущего быть волнения и осложнения болезни его — воспаления легких.

На вопрос, могу ли я вообще рассчитывать на свидание с графом — доктор Никитин ответил неопределенно и вообще отрицательно. На другой день 6 ноября я также тщетно пытался проникнуть к графу чрез посредство сыновей и дочерей его.

Ссылаясь на запрещение докторов, все они отвечали отказом.

При графе в то время находились дочь его графиня Александра Львовна Толстая и гг. Чертков и Сергеенко, имевшие всегда на графа большое влияние и прежде, до болезни его. На просьбу к дочери графа А. Л. Толстой лично переговорить со мной, она письменно также отвечала отказом, как равно и на другое письмо мое, переданное ей через брата ее графа А. Л. Толстого.

О ходе болезни графа и вообще о состоянии здоровья его, определенных сведений я также не имел. Не теряя надежды, я всегда был наготове, чтобы по первому зову графа явиться к нему немедленно. В этот день, как и сегодня 7 ноября, я находился на вокзале в 20 шагах от квартиры начальника станции, в которой находился граф, и явиться к нему я мог немедленно. Только сегодня, в воскресенье 7 ноября, жандармский офицер известил меня, что граф скончался в бессознательном состоянии, не узнавая жены и сыновей, которые были к нему в эти часы допущены. Смерть графа последовала в 6 ч. и 5 мин. утра. Посетивши вдову графиню и сыновей ее, я узнал от них, что граф выразил свою волю быть погребенным в имении его Ясной Поляне, без церковных обрядов и отпевания вообще» (8).

Свои же близким старец Варсонофий сказал неутешительные, но справедливые слова о писателе: «Граф Толстой был человек всесторонне образованный, но не имел Христа — и погиб. Земные знания не помогли ему. Отверг он святую Церковь — и сам был отвергнут» (9).

Чтение великих произведений русской классической литературы, как признавали оптинские старцы, облагораживает и воспитывает душу, однако существует еще пласт духовной литературы.

Как искусственные цветы, даже самые изящные и красивые, не могут передать свежести и хрупкости натурального цветка, так и лучшие творения человеческой мысли не могут сравниться с богооткровенными истинами Евангелия: «В Евангелии скрыт глубокий смысл, который постепенно проясняется для человека, внимательно читающего Писание. И по этой неисчерпаемой глубине содержания узнаем мы о божественном происхождении книги, потому что всегда можно отличить дело рук человеческих от творения Божия» (10).

Все старцы писали о необходимости чтения святоотеческих творений: «Чтение духовных книг просвещает наш разум и показывает путь ко спасению, питает душу так, как физическая пища питает тело» (11). Однако духовное чтение должно быть прежде всего деятельным: «Ну какую же нам принесут пользу книги, если мы будем только читать, а на дело не подвигнемся» (12).

Отношение оптинских старцев к чтению святоотеческих творений сжато изложил преподобный Никон: «Старцы советуют читать и перечитывать творения святых Отцев. Они глубоки и понимаются постепенно. Предмет их — духовная жизнь, а она обширна: “широка заповедь Твоя зело” (Пс. 118:96). Духовному росту предела нет, поэтому перечитывание имеет огромное значение. Лучше с благоговением и вниманием перечитывать небольшое количество книг, нежели многое читать наскоро» (13).

Оптинские старцы не оставили специальных трактатов по тем или иным вопросам литературы и искусства, однако представленные нами материалы свидетельствуют о том, что в обители хорошо знали, ценили и любили русскую литературу. Недаром многие писатели с особенным чувством ожидали от старцев оценки своего творчества. Для старцев главной была духовная основа всех произведений как показатель истинности, внутренней цельности и эстетической завершенности любого творения. У талантливых русских художников в их служении прекрасному, как отмечали в обители, всегда была доля аскетизма и внутренней одухотворенности. Именно служение высшим идеалам характеризует лучшие произведения русской словесности.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Варсонофий Оптинский, преп. Духовное наследие. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2005. С. 184-185.

2 Иосиф (Литовкин), преп. Н. В. Гоголь, И. В. Киреевский, Ф. М. Достоевский К. Леонтьев пред старцами Оптиной Пустыни // Собрание писем оптинского старца Иосифа. Свято-Введенская Оптина пустынь, 2005. С. 724-725.

3 Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1971. С. 323.

4 Варсонофий Оптинский, преп. Духовное наследие... С. 89- 90.

5 Там же. С. 278.

6 Там же. С. 213.

7 Там же. С. 272-273.

8 Георгиевский Г. П. Лев Толстой на пути в Астапово» (вступительсная статья, публикации документов и комментарий). 19-29 мая. Автограф и машинопись с исправлениями автора (в 2 экз). 102 лл. // // НИОР РГБ. Ф. 217. К. 5. Ед. хр. 4. Л. 99-100.

9 Варсонофий Оптинский, преп. Духовное наследие... С. 174.

10 Там же. С. 86.

11 Собрание писем блаженной памяти оптинского старца иеросхимонаха Макария: В 6 тт. М.: Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1862. Т. I. С. 352.

12 Там же. Т. III. С. 314.

13 Цит. по: Душеполезные поучения преподобных оптинских старцев: В 2 т. Изд. Введенской Оптиной пустыни, 2000. Т. 2. С. 551-553.

ВАРВАРА КАШИРИНА, журнал «Православное книжное обозрение»