Издательский Совет Русской Православной Церкви: «Западом и наказывал и накажет нас Господь...»

Главная Написать письмо Поиск Карта сайта Версия для печати

Поиск

ИЗДАТЕЛЬСКИЙ СОВЕТ
РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!
«Западом и наказывал и накажет нас Господь...» 29.06.2017

«Западом и наказывал и накажет нас Господь...»

Святитель Феофан Затворник о духовном состоянии российского общества второй половины – конца XIX века.

16/29 июня - Перенесение мощей свт. Феофана, Затворника Вышенского (2002)

Богатейшее литературное наследие святителя Феофана Затворника (1815-1894)[1] посвящено по сути одной важнейшей теме – духовной. Или, как пояснял сам автор, внутренней жизни человека, тому, как она зарождается и полноценно развивается. Он не случайно отвел ей главное место, ведь во вне человек бывает именно таким, каков он внутри[2]. При всём том, духовный писатель хорошо сознавал и обратное влияние социальной среды на внутренний мир личности. Вследствие такого взаимного влияния сердце человека, его содержание, склонности, идеалы и вкусы раскрываются в каждом явлении личной и общественной жизни и по-своему их направляют[3].

Человек по своему назначению, подчеркивал святитель Феофан, «должен жить в духе, духу подчинять и духом проникать всё свое внешнее, то есть жизнь семейную и общественную»[4]. Лишь в этом случае личность и общество будут развиваться гармонично и полноценно. При этом святитель постоянно подчеркивал, что духовное здоровье людей хранит одна только Православная Церковь, по-прежнему верная апостольскому преданию в своем учении и таинствах[5].

Церковно-общественная мысль святителя Феофана основана на глубоком анализе общественного сознания эпохи и пристальном наблюдении за умонастроениями и устремлениями его современников. Состояние российского общества второй половины – конца XIX века вызывало у него серьезные опасения.

Особое внимание святитель Феофан обращал на отечественное богословие и духовную литературу своего времени. Традиционно, богатый духовный опыт лежал в основе именно православного богословия, ибо его всегда предварял аскетический подвиг. Между тем, как раз подобное богословие святитель Феофан встречал в своё время всё реже: «Горько-то горько, что творится у нас среди мыслящих. Все ум потеряли... И даже богословствующие потеряли настоящие основы богословствования православного, и все смеются»[6].

Не случайно не только монахам, но и мирянам, искавшим назидания в вере, он советовал читать, прежде всего, древних православных отцов, богословие которых всегда следовало за подвижничеством. Среди относительно близких к нему по времени, он чаще всего обращается к трудам святителей Тихона Задонского и Дмитрия Ростовского, а также высоко отзывается о митрополите Филарете (Дроздове), епископе Игнатии (Брянчанинове) и отце Иоанне Кронштадтском.

Многие же его современники слепо увлекались протестантской традицией, соблазняясь одной только внешней стороной и не замечая того, что голая рассудочность и отвлеченные размышления заменяют здесь действительное знание внутренней жизни. Её преосвященный Феофан называет не иначе как «немчурой». Сравнивая оба направления в богословии, он пишет: «Последние слова Симеона[7] (осталось 10) – верх совершенства духовного разумения. Ученая немчура ничего того не понимает. Оскудела разумением духовных вещей, упершись всею немецкою натурою в букву. А вот неученый православный одним поклоном дошел до какого разумения?!»[8]

Вот идеал, которому следовал сам автор этих строк и которого так не хватало современным ему богословам: «...жаль смотреть, как у наших богословов всё немчура да немчура. Вот пошлет за это на нас Господь немчуру, чтоб она пушками и штыками выбила из головы всякое немецкое (неправославное) мудрование»[9]. Говоря о современной ему духовной литературе, святитель Феофан находил, что даже очень хорошие по содержанию книги всё чаще портили излишняя «головоломность» и «немецкая туманность» изложения[10], что им не достает простоты и доступности, которые так ценил он во всем и которых так добивался в своих сочинениях.

Учитывая всё возраставший наплыв как материализма, так и спиритизма в Россию, Феофан Затворник, ещё в бытность Тамбовским епископом советовал создать «целое общество апологетов.... И писать, и писать»[11]. Сам он был достаточно хорошо знаком с идеями Ч. Дарвина, а также многими новомодными течениями в философии. «Меня занимал Бюхнер[12], – писал он. – Теперь занимает спиритизм: противоположности... Но тот и другой – злые враги Божии, губители человечества – слепотствующего!»[13]

Не менее строг был святитель Феофан в своих суждениях о духовной периодической печати. Так, в конце 70-х – начале 90-х годов ХΙХ столетия из множества духовных изданий он выделял только «Душеполезное чтение», ибо это «единственный журнал, где статьи не отуманиваются мудрованиями»[14].

А между тем, Русская Церковь очень нуждалась в журнале для защиты православных истин. Таким изданием по праву мог бы стать в первую очередь «Церковный вестник», провозглашенный органом Св. Синода. Но, сокрушался Святитель: «Этот журнал стал распространителем худых мыслей о церкви и делах церковных... Иной в захолустье живя, и не услыхал бы никогда иных худостей... а вот теперь ему прислуживает «Церковный вестник» и преподносит всякую дрянь»[15].

На фоне антицерковной общественной мысли того времени, Феофан Затворник сдержано относился к пафосу тех, кто говорил о высоком положении русского православия: «Вот мы часто хвалим себя: святая Русь, православная Русь <...> Но осмотритесь кругом! Скорбно не одно развращение нравов, но и отступничество от образа исповедания, предписываемого Православием. – Слышна ли была когда – на русском языке – хула на Бога и Христа Его?! А ныне не думают только, но и говорят, и пишут, и печатают много богоборного»[16].

Он взывал пресечь волну нечестия богоборцев, воздвигнув дух православия в себе самих, и объединиться против всякого образа мыслей, несогласного с верой. Эту борьбу Святитель не мыслил без диалога с образованными людьми, которых приглашал к открытой дискуссии и сотрудничеству, ибо в их среде ощущал затаенную, скрытую вражду против Церкви.

Замирание внутренней жизни и пугающее молчание святитель наблюдал в среде белого духовенства, чей долг духовно просвещать паству. Архиереев и священников, которые не заботятся о преподавании народу пути ко спасению, святитель Феофан уподоблял книжникам и фарисеям, затворявшим Царство Небесное людям. От этого народ пребывал в слепоте относительно веры, погрязал в нелепейших заблуждениях; от этого у него находили приём раскольники, хлысты, молокане.

Особое беспокойство вызывала у него духовная атмосфера С.-Петербурга[17]. Сравнивая как-то его с Москвой, Святитель дал северной столице довольно суровую оценку: «С.- Петербург – разгульный, невер и революционер...»[18]. Правда, положение не было совсем безнадежно, так как здесь было «много среди духовенства отличных иереев и по образованию и по нраву[19]. В этих последних Преосвященный надеялся увидеть ревностных поборников православия.

При множестве сложных вопросов церковной жизни, требовавших грамотного и неотложного решения, святителю Феофану было непонятно странное, необъяснимое для него бездействие церковных властей. Откуда это молчание, отчего такое равнодушие к растущему неверию и расцерковлению общества, недоумевал он: «Синод куда смотрит? Куда смотрит прокурор?... Всё уступки, да уступки. Вот театры в посты открыты[20]: сказали синодальные против этого что?!... Если все так будут уступать, то, пожалуй, что разохотят и монашество уничтожить. – Самовластие разыгрывается, когда не встречает противодействия»[21]. Синод, по его убеждению, сыграл свою плачевную роль в распущенности семинарий и академий, духовной литературы. «Никакого контроля: врут светские, врут духовные, а ему горя нет, – глазом не моргнет. – Нет власти в церкви... как кто хочет, так и действует и учит. – Попы всюду спят... Не спящих один-два – и обчелся»[22].

Должно быть поэтому, в таких сложных условиях Святитель не разделял надежд части духовенства во главе с Московским митрополитом Макарием (Булгаковым) в деле признания раскольничьей иерархии для последующего влияния на него: «Мнение мое – contr – раскольнической иерархии. Потому я не принадлежу к макарьевской партии. Что вы говорите о упадке духа христианского и в священстве и в мирянах – сие воочию деется. – А мы спим, чтоб поскорее воцарился противохристианский дух»[23].

Как видим, святитель Феофан с большим вниманием следил за внутренней жизнью русской Церкви и очень многим был серьёзно встревожен. Ослабление монашеской жизни, упадок отечественного богословия и духовной литературы, случаи унижения православия в духовных школах, молчание пастырей и злоупотребления в среде духовенства, бездействие церковных властей говорили ему об одном – всё большем непонимании и разрушении православных начал, а с ними всей внутренней жизни общества. При этом не могло не меняться сознание русских людей, изменялись их вкусы и склонности, идеалы их сердца, увлеченные ценностями совершенно иного – земного порядка.

В итоге, неминуемо должен был измениться и внешний уклад их жизни: «...во дни наши россияне начинают уклоняться от веры: одна часть совсем и всесторонне падает в неверие, другая отпадает в протестантство, третья тайком сплетает свои верования, в которых думает совместить и спиритизм и геологические бредни с Божественным Откровением. Зло растет; зловерие и неверие поднимают голову; вера и православие слабеют. Неужели мы не образумимся?..»[24]

Ослабление исконной православной традиции в русской церковной среде не замедлило сказаться и на всём российском обществе. Недостаток живого духовного слова о вере и довольство нередко одною обрядностью означали заметное замирание внутренней жизни среди православных, часто уже не способных ясно разобраться во многих её проявлениях.

Как в высших и интеллигентских кругах, так и в массе простого народа ширилась внутренняя пустота, которую по-разному старались заполнить. И если одни теперь всё чаще обращались к сектантству, то других это могло ещё больше оттолкнуть от религии и склонить к совершенному неверию и материализму. «И к горю нашему, – отмечал преосвященный Феофан, – зло сие всё более и более растет и распространяется – заходят богопротивные мнения и подсекают веру; подсекая же веру, портят благочестие. – У нас эта язва явилась в двух видах – в виде неверия, – от ложного направления умственного образования, и виде раскола, – от грубого неведения, в чем главное дело спасения»[25].

В среде столичной аристократии внутренняя опустошенность и отступление от православия ярко проявились в 70-х гг. ХIХ столетия, когда в С.-Петербург с проповедью прибыл английский лорд Г.-В. Редсток. Собрав немало последователей у себя на родине, он отправился в Париж, затем был приглашен одной великосветской особой в Россию, где к середине 1870-х гг. получил большое признание в среде высшего сословия. Редсток проповедовал видимое излияние Духа Святого «на всякую плоть» – на каждого отдельного христианина, которому достаточно для этого одной только веры. По сходной причине, в северной столице тех лет пользовалась широким успехом секта ирвингиан, основателем которой был шотландец Ирвинг (1792-1834).

Виднейшими последователями Редстока в России были: граф А.А. Бобринский, барон М.М. Корф, княгиня М.М. Дондукова-Корсакова, отчасти Н.С. Лесков, а также отставной полковник В.А. Пашков (который позднее создал собственную общину). В 1876 г. они основали «Общество поощрения духовно-нравственного чтения», которое отличалось филантропическими чертами, как например посещение тюрем, чтение Св. Писания заключенным и т.д.

Вести о новом религиозном движении святитель Феофан получил в самый апогей его популярности – в 1879 году к нему пришли два письма от очевидца событий, некой Нарышкиной. Получив эти письма, святитель Феофан немедленно отослал их Н.В. Елагину, чтобы тот сообщил обо всём С.-Петербургскому митрополиту. «Видите, вся беда в попах молчащих! – восклицает он. – Надо гайдуков нанять и всех их пооттаскать за аксиосы»[26]. При безучастии священников к своему долгу, отчуждение пастырей и паствы было неудивительно. Враждебное отношение к служителям церкви охватило не только образованный класс, но и простонародье. В глазах последнего иереи становились в одном ряду с помещиками и чиновниками[27].

Искоренять ереси и лжеучения, полагал святитель Феофан, следует в первую очередь «духовным воинствованием». Только врачуя болезнь изнутри, можно покончить и с внешним её проявлением. Преосвященный предлагал как можно скорее: «...вызвать попов и сказать:

1) Учите в церкви немолчно об устроении спасения <...>

2) Пусть попы заводят чтения – по вечерам и собирают и у себя и у других слушателей... и простых и бедных. – Для чтения выбирать всё то, что относится к общему строю веры.

3) Надо бы составить книжку – о пути спасения... просто написанную, и разбросать по городу даром, или по копейке...»[28].

Последнее отчасти взял на себя сам Святитель. В течение нескольких месяцев он составил свои известные семь писем в С.-Петербург «по поводу ереси тамошней», написанных с большой силой и полнотой. Они могли бы составить отдельную книгу почти в 200 печатных страниц[29]. По словам автора, у него было желание перебрать всё протестантство по этому поводу[30].

Вместе с тем, святитель Феофан ожидал определенных мер и от церковных властей, но не встречал их содействия. Его удивляло такое бездействие. Он не без оснований опасался роста влияния пашковства, ибо это могло в религиозном отношении пополам рассечь всю Россию[31].

Цензура в то время не препятствовала этой секте издавать свою литературу. Пашков даже заявлял, что имеет на это письменное разрешение от государя и митрополита: «Как нелепо действовала против него наша духовная власть, из рук вон. 5 лет трубит, – а ему ничего. Мне стало сдаваться, не изъявил ли как-либо митрополит согласие на его проповедь, будучи обманут льстивыми пашковскими речами о значении воплощенного домостроительства»[32].

Как выяснилось позже, предположения святителя оказались во многом верны. В конце концов, власти вмешались, и в 1884 г. главные деятели этих новых религиозных общин были вынуждены покинуть Россию. Однако общее религиозное положение дел в стране оставалось практически без изменений. Не власть, был убежден святитель Феофан, возродит православие. По утверждению Г. Флоровского, он мечтал об апостольском хождении в народ: «Вы справедливо скорбите о сокращении приходов и закрытии церквей. Что делать? <...> Слабеет вера <...> Мертво. Живых действователей нет. И общества не принесут ожидаемой пользы. Поджигатели должны сами гореть. Горя, ходить всюду, – и в устной беседе зажигать сердца... Вот что потребно! А где это возьмем? Опять только молиться остается к Подателю всяких даров»[33].

По выражению Г. Флоровского, религиозно-моралистическое возбуждение 1870-х гг. проходило в стиле «библейских обществ» александровской эпохи. Не случайно в это время переиздавались многие мистические книги тех лет.[34] Новое религиозное движение было для святителя Феофана очевидным духовным обольщением, внутренним ослеплением и заблуждением, которые в православии называются прелестью. В этом состоянии невозможно отличить истинные духовные явления от ложных: «Ирвингианство, судя по его образованию... есть проделка духов спиритских <...> Редсток с С.- Петербургскою общиною апостольскою – того же покроя. Пашков, от них научившийся ересям, тоже от духов берет начало <...> Пашков медиум. И учение его – спиритская бесовщина»[35].

Тем временем, в простом народе росло влияние штундизма и раскольнических сект. По наблюдению святителя Феофана, иноверие укоренялось в нем частью по вине равнодушного молчания священнослужителей, частью из-за неясности богослужебных книг. Многих отталкивало от церкви общее падение нравственности среди православных[36]. Его очень беспокоило почти полное отсутствие работ в опровержение штунды и молоканства. Судя по переписке, Преосвященный не раз собирался взяться за их подробное изучение, но перевод «Добротолюбия», толкование апостольских посланий и ежедневная переписка, по-видимому, помешали ему посвятить себя этому делу. Не случайно Святитель с большим одобрением (при всех её недостатках) встретил книгу А.Д Ушинского «Вероучение малорусских штудистов» (Киев, 1886).

Ещё большую угрозу святитель Феофан видел в учении Л.Н. Толстого. Он читал основные сочинения Толстого 1880-х гг. и с тревогой заключал: «Тут-то вишь, сокровища премудрости изрыгнуты... хулы на церковь Божию, на св. отцев и даже на апостолов, кои все суть исказители учения Христова... Сам же он не верит ни в Святую Троицу, ни в Воплощенное домостроительство, ни в силу таинств... Сын Человеческий у него – то разум всечеловеческий, то сущность человечества <...> Как будущей жизни нет у него, а люди продолжают жить только в потомстве, то вся забота у него – составить программу счастья на земле».[37]

В этих положениях и заключалась для епископа Феофана, вся абсурдность, противоречивость и несбыточность толстовских идей. На таких мыслях у Толстого рушилась вся система морального совершенствования. Едва ли можно было осчастливить людей на земле, проповедуя непротивление злу силой: «...пусть бьют, режут, грабят – терпи, но молчи... не защищайся...»[38].

Другие моменты наоборот звучали очень соблазнительно: отмена судов, полиции, жандармов, присяги, военной службы как насилия над свободой; необязательность брачного союза. Всё это Толстой доказывал, «криво толкуя слова Господа в нагорной беседе – Мф. 5,21-42 – с большими натяжками»[39]. Подобные несоответствия приводили Преосвященного в крайнее недоумение. Как он и полагал, все попытки воплотить толстовское учение в жизнь обернулись полным провалом. Не случайно такой утопизм Толстого по-своему критиковали и революционные демократы – более последовательные устроители «земного счастья».

Читая религиозные сочинения писателя, святитель Феофан не переставал удивляться несуразности его суждений, называя их бреднями самыми безалаберными[40]: «...его ученье самое фантастическое... Мне представляется, что он близок к помешательству...Так у него всё нелепо. И я дивлюсь..., что многие соблазняются»[41]. И в самом деле, учитывая авторитетное имя писателя, его идеи получили широкое распространение в русском обществе и особенно среди молодежи. Разрушая веру в Бога и Церковь, они убивали в людях духовную жизнь и в конечном итоге учили жить только для земли, а значит и по-земному.

К епископу Феофану в затвор постоянно приходили известия об увлечении толстовством в университетах, светских салонах, а к началу 1890-х гг. даже в российской глубинке. Неудивительно, что святитель Феофан не мог равнодушно относиться к таким известиям: «...писать ли против Толстого. Пишут уж, стало можно не писать. Но пишут очень протяжно, и дело походит на басню Крылова «Кот и повар». Мне и приходит в голову: выбрать измышления Толстого – все... и потом против них поставить исповедание веры св. Церкви... и пустить в ход. Это будет краткое обозрение вражеского стана и православного воинства. В предостережение... а то зло потихоньку распространяется, а оклика: берегись, не слышно»[42]. В этих условиях его очень беспокоила низкая духовная культура современников, которые почти не читали духовных изданий.

С другой стороны, материалистической направленностью и голой рассудочностью всё более отличалась наука, а с нею и вся система светского образования. Святитель Феофан видел односторонность и ущербность современной науки в том, что она отвернулась от изучения духовных явлений в мире и человеке. Это попросту означало – исказить действительность, вырвать самую важную страницу из книги жизни. Особенно страдали от этого науки о человеке. В их выводах не могло быть и речи ни о какой справедливости и полноте знаний без ясного представления о внутренней жизни человека, о духовной стороне его естества.

По мнению святителя Феофана, следовало одухотворить науку, привлечь её внимание к проявлениям духовности в человеке, а это значит, что она не должна противопоставлять себя вере и отталкивать её от себя, это значит, что они должны повернуться лицом друг к другу. Без этого в объяснении многих явлений наукам не избежать ошибок и упрощений, без этого они во многом останутся на уровне голых и абстрактных теорий. А теории, настаивает Феофан Затворник, следует отличать от подлинных фактов: «Теории личное дело учащих; факты – общее достояние. Истинною настоящею теориею может быть только та, которая согласна с христианскими истинами»[43], ибо христианство открыло миру подлинное знание о явлениях духовной жизни человека, о её непреложных законах. Защищая смелость своих суждений, Феофан Затворник пишет, что «верующие имеют полное право втесняться с духовным в область вещественного, когда материалисты лезут со своею материею, без зазрения совести, в область духовного» тем более, что «материальное не может быть ни силою, ни целью»[44].

Тот же смысл имеет и его критика дарвинизма. Ученый, подчеркивает Преосвященный, не замечает главного в человеке – способности к духовной жизни, к одухотворению и жизни в духе. Что же касается умственной деятельности и прочих чисто психологических свойств, то святитель Феофан называет их «душевными» и ставит на порядок ниже духовных. На таких основаниях он предпочитал судить и о творениях литературы и искусств. Не только откровенно «плотские», но и «душевные» произведения не отвечают своему назначению, не говоря уже о прямо враждебных всему духовному, которые просто нетерпимы[45]. Цель подлинного художника – искать потерянный рай, чтобы потом воспеть обретенный[46].

В научных кругах конца XIХ века всё резче чувствовалось не только презрительное снисхождение и пренебрежение к вере, но и огульное отрицание духовного начала в человеке. Святитель Феофан ясно ощущал атмосферу этой враждебной настроенности и чутко уловил возможность в недалеком будущем безудержного атеистического разгула: «Пишите горькие вести о направлении наших ученых... Что дивного, что наши умники стали буесловить. То ли ещё будет?! Это ещё начатки, мы всё извратим. Будем злее протестантов. Когда протестантство зарождалось, тогда ещё сильно было чувство церковное, и преобразователи остепенялись им. Теперь сами протестанты уже далеко не то, что были в начале, т. е. – злее во сто крат... Эту-то злейшую злость мы от них теперь и забираем... И по нашей размашистой натуре: «на – де – знай наших»,... всякую дрянь будем выставлять как свет из светов...»[47].

В связи с этим его особенно печалила судьба молодого поколения. Светское образование, по мнению Феофана Затворника, с ранних лет подрывало духовное развитие детей, не давая им подлинных знаний о вере и христианской жизни и сужая их кругозор до узко материалистического восприятия мира. Этим особенно страдала высшая школа. Святитель всё чаще с горечью замечал людей, только числившихся православными, но которые по духу и убеждениям были вольтериане, атеисты, лютеране и вообще всякого рода вольнодумцы: «Они прошли все науки в наших высших заведениях. И не глупы и не злы, но относительно к вере и Церкви никуда негожи. Отцы их и матери были благочестивы; порча вошла в период образования вне родительского дома. Память о детстве и духе родителей ещё держит их в некоторых пределах. Каковы будут их собственные дети? И что тех будет держать в должных пределах? Заключаю отсюда, что через поколение, много через два, иссякнет наше православие»[48].

Материалистический образ мыслей распространялся через учебные заведения, где особый вес в то время имели гипотеза Лапласа об образовании мира и постулаты дарвинизма. Они повсюду сеяли неверие, ибо, если нет Бога и души, спрашивал преосвященный Феофан, то на чем удержится вера – вот она и падает.[49] «Злые начала вошли в науки и в жизнь; у нас нет книг, читая которые, можно бы образумиться тем, кои ещё способны к образумлению... Нужно жаркие книги защитительные против всех злостей. Следует нарядить писак и обязать их писать».[50] Вину за такое положение епископ Феофан во многом возлагал на правительство, обязанность которого – пресекать зло с внешней стороны.

Лишенные всякого представления о внутренней жизни, дети уже не осознавали своих духовных потребностей и не верили в Бога. Помочь им можно было только в близком, откровенном общении. Очень важно расположить детей открывать свои недоумения и сердечные тревоги, а также ненавязчиво, «исподволь наводить их на... правость исстари ведомого».[51] «Но зло разливается, – горько убеждался Святитель – и зальет бедную Русь».[52]

Отступая от веры и Церкви, общество отметало духовные ценности. Феофан Затворник поражался масштабам внутреннего обнищания. Замирание духа изумляло его. Он не понимал, как можно убивать в себе часть своего естества. Словно «моровое поветрие нашло на духовную жизнь», сравнивал он[53]. Человек все больше низводил себя до животного уровня, заботясь всецело о земных интересах.

Главная роль в этом принадлежала университетам и высшим женским курсам. По отношению к последним, святитель был решительным противником: «Зачем это надо вам перебираться в С.- Петербург? – Уж не слушать ли высшие курсы для красавиц!!! Это глупость из глупостей нашего времени... Эти курсы из красавиц делают, что называется, ни рыба ни мясо, ни мужчина ни женщина... не знать что; вещь никуда негожая... урод. Если хотите остаться в своем чине, держитесь подале от этих курсов...»[54]

«Молодежь жить на земле и по земному хочет» – таков неутешительный вывод Феофана Затворника. Нельзя без этого, соглашался он, потому что человек имеет и земную природу, только нельзя забывать, что на земле люди лишь на короткое время, то есть, «хоть и земны, но не для земли получили бытие»[55].

Следует иметь в виду, что именно этому поколению предстояло вступить в ХХ век и решать судьбу России в новейшее время. Забывая о своих высоких духовных потребностях, замыкаясь только на земных интересах, человек, в глазах святителя Феофана, представлял собой печальное зрелище.

Представив основные замечания Феофана Затворника о духовном состоянии современников, мы опускаем здесь его нелестные многочисленные суждения о светской жизни российского общества, о прогрессистских течениях, сторонники которого стремились осчастливить всё человечество, нередко отнимая счастье у тех, кто жил с ними рядом; не упоминаем о распространении сожительства взамен церковного брака и т.д. Всё это только лишний раз подтверждает главную мысль Святителя – расцерковление общества и отречение от православия, попрание веры и забвение заповедей становились в России распространенным явлением.

Сравнивая течение событий перед Великой французской революцией с настроениями в своем Отечестве, Святитель приходил к выводу, что Россия была готова повторить опыт Франции: «Как шла французская революция? Сначала распространились материалистические воззрения. Они пошатнули и христианские и общерелигиозные убеждения. Пошло повальное неверие: Бога нет; человек – ком грязи; за гробом нечего ждать. Несмотря, однако, на то, что ком грязи можно бы всем топтать, у них выходило: не замай! не тронь! дай свободу! И дали! Начались требования – инде разумные, далее полуумные, там безумные. И пошло всё вверх дном.

Что у нас?! У нас материалистические воззрения всё более и более приобретают вес и обобщаются. Силы ещё не взяли, а берут. Неверие безнравственность тоже расширяются. Требования свободы и самоуправства – выражается свободно. Выходит, что и мы на пути к революции»[56]. Если всему этому не поставить преграду, неверие будет неизбежно расти, а с ним – своеволие граждан и «разрушение правительства настоящего».[57]

В трудах святителя Феофана отчетливо звучит мысль о глубокой связи монархического правления с положением православной веры в России. Участь царственных лиц, престолов и всего государства зависит не только от них одних, но в значительной степени от духа, правил и стремлений самого народа[58].

Когда Божьи установления повсюду отставлены на задний план, тогда в обществе, по словам Святителя, начинает водворяться «эмансипация от Божеских требований» в умственном, нравственном и эстетическом отношениях. Кроме того, происходит отмежевание от веры и Церкви воспитания, обычаев, увеселений, а тем более политики.[59] «В настоящее время, – продолжает Феофан Затворник, – о том, что Божие не думают, не говорят, не пишут и даже в мысли не имеют, ни при каких начинаниях. Дивно ли, что при таком настроении, учения противные вере находят доступ в общество и что общество склоняется к повальному безверию?»[60]

Православная государственность в России была на пути к опасности, которая, по его предостережениям, должна обернуться трагедией для всего русского народа. Только «дух смиренной покорности Богу, дух совершенной преданности Его водительству и крепкого упования на Него единого» могли сообщить православному царству благонадежную крепость, а также благоденствие самому обществу, таким духом исполненному[61].

Подобный исход событий, впрочем, не был роковой неизбежностью. В историческом процессе святитель Феофан отводил значительное место праву выбора того или иного пути развития, которым обладает каждый отдельный человек и целые общества, определяя тем самым свою судьбу: «Что общего у христианства с характером времени, в которое оно зачалось? Оно засеменено несколькими лицами, которые не были порождением необходимого течения истории; оно привлекало желающих, крепко расширялось и стало общим делом тогдашнего человечества, а все-таки оно было делом свободы. То же и в худом направлении: как развратился запад? Сам себя развратил: стали вместо Евангелия учиться у язычников и перенимать у них обычаи – и развратились. То же будет и у нас: начали мы учиться у отпадшего от Христа Господа запада, и перенесли в себя дух его, кончится тем, что, подобно ему, отшатнемся от истинного христианства. Но во всем этом ничего нет необходимо определяющего на дело свободы: захотим и прогоним западную тьму; не захотим - и погрузимся, конечно, в неё»[62].

Святителя Феофана трудно заподозрить в ксенофобии и предвзятой неприязни к Западу. В западной культуре он не признавал лишь того, с чем не могло мириться его глубоко христианское, православное сознание. Свои надежды на лучшее он связывал с духовным просветлением соотечественников, которое позволило бы различить слабые и сильные стороны в достижениях западных соседей и перенять только наиболее ценное.

Феофан Затворник оставил нам духовное осмысление многих современных ему событий российской действительности. За пестротой внешней жизни он умел ясно различить начало всех её проявлений, которое скрывается в сердцах людей. Содержание сердца, его ценности и идеалы, стремления и надежды по-своему направляют деятельность каждого отдельного человека и общества в целом. Внешняя деятельность людей, таким образом, протекает в соответствии с их внутренним (духовным) состоянием. И если человек отвергает Евангелие, отступает от Православной Апостольской Церкви, он не может оставаться духовно здоровым, а его внешняя жизнь – светлой, гармоничной и полноценной.

Обращая свой взгляд на события современности, святитель Феофан обеспокоенно замечал всё большее непонимание и нарушение православных начал, а с ними и всей внутренней жизни людей. Слабело монашеское служение, отходя от заветов святых православных подвижников. Безжизненной отвлеченностью, рассудочностью и духовным неведением страдало современное Святителю богословие, отступавшее от православных основ к протестантским. В излишнюю ученость впадали духовная литература и церковная периодика, нередко упуская из виду живые, духовные потребности человека. Христианской, внутренней жизни всё реже учили православные пастыри. Замирала духовная жизнь, и этого не могло не почувствовать российское общество. Православие теряло влияние на него. Верхи и низы отступали от Церкви, изменяя вере отцов, или вообще отрекаясь от веры. Изменялся внутренний склад русских людей, менялись их устремления и ожидания, идеалы их сердца (то есть то, что теперь принято называть менталитетом), а значит, целиком должно было смениться общественное и государственное устройство России.

Недаром, на склоне лет (2-5 июля 1893 г.) Вышинский Затворник писал: «Гибнет Русь православная!»[63] Гибнет Русь святая, усеянная «святынями восхитительными», гибнет, потому, что теряет опору во всё менее православных сердцах своего народа. Не случайно, молясь о ней, Святитель просит, прежде всего, укрепить её веру: «Сохрани её Господи и дух в ней веры святой возвыси и закрепи за нею навсегда!»[64]

Святитель Феофан предчувствовал, что грядущие перемены и революционные потрясения в России примут очень острые формы. Откликаясь на важнейшие явления церковной и общественной жизни, вскрыв их духовную подоплеку, он верно предуказал их будущие последствия, а потому его наследие имеет не только исторической интерес, но является и незаменимой духовной опорой в наше время.

Геннадий  ГончаровАлександр  Каплин, Русская народная линия

  




[1] Данная статья является продолжением предыдущей: Геннадий Гончаров, Александр Каплин. «Подвижник веры и благочестия»: http://ruskline.ru/analitika/2006/01/23/podvizhnik_very_i_blagochestiya/

[2] Феофан, епископ. Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться. - 6-е изд. - Л.: Соборный разум, Знание. - С.67.

[3] Там же. - С.28-29.

[4] Там же. - С.46.

[5] Феофан, епископ. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия. - М., 1991. - С.8, 17; Феофан, епископ. О православии с предостережениями от погрешений против него. - М., 1991. - С.11-13, 18 и др.

[6] Феофан Затворник. Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника: Собрание писем: [В4т.] В 8вып. [Т.4.] Вып.7. (Репринт. М., 1992). - С.206.

[7] Имеется в виду: Святой Симеон Новый Богослов (946 (949?) - 1021 (1022?)) византийский духовный писатель, один из виднейших отцов Церкви. - Прим. Г.Г., А.К.

[8] Феофан Затворник. Собрание писем. [Т.4.] Вып.7. - С.138.

[9] Там же. - С.209-210. Подобные мысли, отличающиеся исторической проницательностью, мы встречаем у него постоянно. Ср.: «Западом и наказывал и накажет нас Господь, а нам в толк не берётся...» // Феофан Затворник, святитель. Письма о христианской жизни. Поучения. - М., 1997. - С.126; «Нас увлекает просвещенная Европа... Да, там впервые восстановлены изгнанные было из мира мерзости языческие; оттуда уже перешли они и переходят и к нам. Вдохнув в себя этот адский угар, мы кружимся как помешанные, сами себя не помня. Но припомним двенадцатый год: зачем это приходили к нам французы? Бог послал их истребить то зло, которое мы у них же переняли. Покаялась тогда Россия и Бог помиловал её. А теперь, кажется, начала забывать тот урок. Если опомнимся, конечно, ничего не будет; а если не опомнимся, кто весть, может быть, опять пошлет на нас Господь таких же учителей наших, чтоб привели нас в чувство и поставили на путь исправления. Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему»// Феофан, епископ. Мысли на каждый день... - С.196.

[10] Феофан Затворник. Собрание писем: [Т.1.] Вып.1. - С.38; Там же [Т.1.] Вып.2. - С.105.

[11] Там же. - [Т.4.] Вып.7. - С.19.

[12] Бюхнер Людвиг (1824-1899) - немецкий врач, естествоиспытатель и философ, представитель вульгарного материализма, чьи сочинения пользовались популярностью в России 2-й половины ХΙХ века. - Прим. Г.Г., А.К.

[13] Феофан Затворник. Собрание писем: [Т.4.] Вып.7. - С.18.

[14] Там же. [Т.2.] Вып.4. - С.65.

[15] Там же. [Т.4.] Вып.7. - С.139.

[16] Феофан, епископ. О православии... - С.45.

[17] «Это омут» - говорил он.

[18] Феофан Затворник. Собрание писем: [Т.4.] Вып.8. - С.78.

[19]Там же. [Т.2.] Вып.4. - С.56.

[20] Письмо датировано 18 апреля 1876 г.

[21] Там же. [Т.4.] Вып.7. - С.88.

[22] Там же. - С.159.

[23] Там же. - С.120.

[24] Феофан, епископ. Мысли на каждый день... - С.82.

[25] Феофан, епископ. О православии... - С.73.

[26] Феофан Затворник. Собрание писем. [Т.4.] Вып.7. - С.119.

[27] Там же. - С.235; Феофан, епископ. О православии... - С.5,7.

[28] Феофан Затворник. Собрание писем. [Т.4.] Вып.7. - С.125.

[29] Феофан Затворник, святитель. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. - М., 1995. - С.40-79, 129-279.

[30] Феофан Затворник. Собрание писем. [Т.4.] Вып.7. - С.133.

[31] Там же. [Т.1.] Вып.2. - С.110.

[32] Там же. [Т.4.] Вып.7. - С.124, 135.

[33] Там же. [Т.1.] Вып.2. - С.19-20.

[34] Флоровский Г. Пути русского богословия. К., 1991.- С.401-402.

[35] Феофан Затворник. Собрание писем. [Т.4.] Вып.7. - С.136-137.

[36] Феофан, епископ. О православии... - С.92- 93, 95.

[37] Феофан Затворник. Собрание писем. [Т.1.] Вып.2. - С.27.

[38] Там же. [Т.4.] Вып.7. - С.185-186.

[39] Там же. - С.186; Там же. [Т.1.] Вып.2. - С.27.

[40] Там же. [Т.4.] Вып.8. - С.112.

[41] Там же. [Т.1.] Вып.2. - С.134.

[42] Там же. [Т.4.] Вып.7. - С.194.

[43] Там же. [Т.3.] Вып.6. - С.47.

[44] Там же. [Т.1.] Вып.2. - С.117.

[45] Феофан, епископ. Что есть духовная жизнь... - С.45-46.

[46] Феофан Затворник. Собрание писем. [Т.2.] Вып.3. - С.95.

[47] Там же. [Т.1.] Вып.2. - С.8.

[48] Феофан Затворник, святитель. Письма о христианской жизни... - С.138-139.

[49] Феофан Затворник. Собрание писем. [Т.3.] Вып.5. - С.46.

[50] Феофан Затворник, святитель. Письма о христианской жизни... - С.139.

[51] Феофан Затворник. Собрание писем. [Т.1.] Вып.2. - С.7.

[52] Там же. [Т.4.] Вып.8. - С.49.

[53] Там же. [Т.2.] Вып.3. - С.71.

[54] Там же. [Т.3.] Вып.6. - С.46.

[55] Там же. [Т.4.] Вып.8. - С.101.

[56]Там же. [Т.4.] Вып.7. - С.142-143.

[57] Там же. - С.144-145.

[58] Феофан, епископ. О православии... - С.42.

[59] Феофан, епископ. Мысли на каждый день... - С.179.

[60] Там же. - С.180.

[61] Феофан, епископ. О православии... - С.44.

[62] Феофан, епископ. Мысли на каждый день... - С.187-188.

[63] Феофан Затворник. Собрание писем. [Т.1.] Вып.1. - С.252.

[64] Там же. [Т.2.] Вып.3. - С.33.




Лицензия Creative Commons 2010 – 2024 Издательский Совет Русской Православной Церкви
Система Orphus Официальный сайт Русской Православной Церкви / Патриархия.ru