27.07.2020
Николай Иванов. Без права на славу…
Беседа с председателем Союза писателей России Николаем Ивановым.
- Николай Федорович, много ли раз пришлось пожалеть, что оказались в кресле председателя СП России?
- Но не критичное количество раз. Да и не силком же меня усадили в кабинет председателя. Хотя, ещё за десять дней до съезда я не был уверен, что соглашусь на выборы. И даже за день до съезда, перед самым Пленумом, я приезжающим делегатам откровенно сказал: «В администрации Президента есть своё мнение по будущему председателю. Если вы сочтете необходимым, чтобы я, в интересах дела, снял свою кандидатуру, сделаю это прямо сейчас». А в здании Союза в это время — грохот и разруха, мы ходим по жердочкам, отопления нет, со всех сторон то, что называется наездами. Через несколько минут ко мне в кабинет зашла делегация: «Если вы снимете свою кандидатуру с выборов, мы выдвинем до десятка кандидатов от регионов, голоса распылим, и съезд, к которому столь долго готовились, провалим».
Это детали, которые не все знают, но которые повлияли на моё решение. Но скоро уже и половина срока пройдёт до очередного съезда и новых выборов.
Жалею о председательстве чаще всего в минуты, когда хочется уединиться над собственной рукописью, но – приходится заниматься в том числе и проблемой коммунального обустройства. За нас никто нам ничего не сделает, своей хозяйственной службы у нас нет, соответствующей строки в бюджете и самого бюджета у нас тоже нет. А вот налоговики, пожарные, санэпидемстанция, инспекция по сохранению культурного наследия — есть и во множестве. Заметьте: критикуют деятельность Союза те, кто остался в позициях советской системы с её гигантскими возможностями. Но на дворе – 2020 год. Мы обязаны сохранить организацию в условиях сегодняшнего дня. "Жалобы турка" даже в исполнении лермонтовском (/Друг! этот край... моя отчизна!) на проверяющих не действует. Между нами и ними могут оказаться только судебные приставы и предписания, срок исполнения которых — 10 дней. Реальность такова, что для Союза писателей России, как и для любых других общественных организаций, хозяйственные вопросы неотделимы от творческих и часто даже превалируют над ними. Общественные организации, которые этого не поняли, - их уже нет. А герои, пытающиеся давать нам советы от избытка восторга пред собственной мудростью, ни за что ответственности не несут.
- Как сказал поэт Владимир Костров, "жизнь такова, какова она есть, и больше ни какова…" И получается, что статьи расходов есть, а доходов нет. Но для полноты картины все-таки сообщите нам, сколько и за что наш Союз «должен» государству.
- Понимаю вашу иронию. Должно быть если не наоборот, то хотя бы на реалистичных началах. Но на сегодня мы ежеквартально должны Москве 138 тысяч рублей одного только земельного налога. Добавляйте воду, электричество, тепло, уборку территории, охрану, противопожарку, вывоз мусора, связь и ещё с десяток позиций. В месяц до ста тысяч рублей уходит из Союза писателей в закрома Родины. Это те деньги, которые могли бы пойти на развитие Союза, на поддержку того же сайта, на проведение литературных фестивалей, в конце концов - на зарплату сотрудникам, которую они не получают. В обратном направлении – от государства в Союз – приходит ноль рублей ноль копеек.
- То есть, теперь уже вы не считаете для себя зазорным на судьбу вдруг пожаловаться?
- Я констатирую факт. Были предложения, чтобы региональные отделения отчисляли нам хоть какой-то процент, дабы удерживать Комсомольский, 13. Но мы прекрасно понимаем, что в некоторых регионах ситуация ещё хуже, и от таких предложений отказались. Нам, если на то пойдёт, важнее сохранить региональные отделения, чем свой исторический офис в Москве. Хотя, от всего, что было можно, мы уже отказались. А наш офис - это возможность сказать молодым писателям: здесь был Шолохов, Шукшин, Твардовский, Распутин, Юрий Кузнецов… В этом кресле сидел автор гимна страны Михалков. Комсомольский, 13 — намоленное именами место.
- Чем запомнились первые дни в кресле председателя?
- Кресла не было. Кабинета тоже не было. На Комсомольском, 13 шли ремонтно-реставрационные работы, во время которых по инструкции и технике безопасности в здании вообще не имели права находиться люди. Выделялись машины, чтобы вывезти нас сначала в какие-то помещения на Берсенёвскую набережную, потом в Текстильщики. Но мы понимали: если выедем, то больше сюда не вернёмся. До сих пор удивляемся, как выдержали. Поэтому, первого дня, как такового, не было. Были первые полгода, когда мы реально могли потерять здание. В это же самое время с нас наиболее ретивые, но далёкие от проблем Союза литературные оппоненты требовали каких-то мгновенных стратегических прорывов, концепций, подразумевающих многомиллионные вложения. Но нам даже не пришлось, как Одиссею, приковывать себя к мачтам. Мы изначально не сомневались в том, что нужно всего лишь выстоять. И если Берлин или Париж брали после того, как панфиловцы выстояли у Дубосеково, а гренадеры — у Бородино, то у нас получилось хоть и не столь героически и масштабно, но по такой же схеме…
Хотя, нет, помню первое утро. На электронную почту пришло письмо от Марселя Салимова из Уфы: «Глубокоуважаемый главнокомандующий 8 тысячами гениев. У меня для вас есть приятная новость: Ваш «дембель» через 1825 дней».
Прикинул: это же целая жизнь. Но пошёл на Новодевичье кладбище, отыскал могилу первого нашего председателя Леонида Соболева, прибрался на ней, возложил цветы и поехал в Союз. На работу.
- До съезда и сейчас, спустя два года, вы, Николай Иванов – это разные люди?
- Можно сказать, что я уже не имею права стать иным, потому что люди голосовали за Иванова образца 2018 года. И когда после съезда из ЦДЛ я направлялся к метро, то увидел трёх писателей, сидевших на остановке. Поскольку в нашем огромном мегаполисе в полночь любому знакомому лицу радуешься, я к ним подошёл. Один из них, профессор Литинститута, сказал: «А мы гадаем, подойдёт к нам новый председатель или нет? И вот, подошёл. Спасибо. Подходи всегда к людям, не проходи мимо».
Хоть я и не забываю этот ночной дружеский наказ, но, конечно же, на многое приходится смотреть с позиций "не такого, как все, человека". Например, иногда писатели приходят с прожектами, которые в нынешних условиях просто невыполнимы. Или просят моего участия в мероприятиях, для них, может быть важных, а для писательского Союза странных. А я сегодня отвечаю уже не только за себя, но и за авторитет всего нашего Союза писателей России. Многое не подписываю, что-то категорически отвергаю. А когда прошу проработать вопрос до последней копейки — почти все исчезают и больше не появляются. Порой приходят люди из параллельных литературных структур и других общественных организаций: а пусть СП России тоже подключится к нашему проекту. Но мы решили: не принимать участия во всем, где мы не можем повлиять на конечный результат, куда Союз писателей приглашается только для украшения фасада. Иначе распылимся и будем работать «на дядю».
- И еще один вопрос из поступивших: "Почему наиболее раскрученные писатели, вступив в Союз писателей России, стараются от него дистанцироваться? Ведь являются же членами СП России Захар Прилепин, Сергей Шаргунов, да и тот же Мединский… Про Алексея Иванова не знаю, поскольку не слышал, чтобы он говорил о своей принадлежности к тому или иному Союзу. Может быть, творческая жизнь из общественной превращается в частную или какую-то иную, связанную скорее с медийными или политическими центрами, чем с творческими?"
- Захар Прилепин создал свою партию, у него другие, чем у нас, задачи. Сергей Шаргунов — мой первый заместитель, и у нас нет проблем во взаимодействии. Члены СП России — министр иностранных дел Сергей Лавров, певец Ринат Ибрагимов, актёр и писатель Владимир Конкин, Николай Дроздов, Николай Добронравов, Михаил Ножкин, митрополит Климент, Николай Рыжков — могу назвать десятки, сотни уважаемых людей, кто Союза нашего не сторонится. Да, работа писателя в большинстве своём требует одиночества. Просто кто-то по характеру более подвижен, более общителен. А кто-то загружен служебными делами. Каждого понимаем, каждого ценим, не подгоняем под одну линейку. Жизнь сама регулирует взаимоотношения писателя и общества и находит оптимальное сосуществование. Те же Распутин и Белов никогда не рвались в руководители Союза, но без них Союз немыслим.
Новостью является лишь то, что когда-то писатель без признания именно в писательской среде был не мыслим. А теперь ключом к успеху является признание в СМИ. Но это уже другая тема.
- Вопрос: "Вы застали ту писательскую жизнь, которая была при СССР. Что лично писатели и литература потеряли, а что приобрели?"
- Сейчас, например, говорят о демографической проблеме в стране. Но не рожденные книги, когда в девяностые годы писатели вместо рабочего стола таксовали, подрабатывали грузчиками — это тоже колоссальная пробоина в культурном пространстве нашей страны. Мне давал рекомендацию в Союз Иван Фотиевич Стаднюк, дружил я с Владимиром Богомоловым. Многие из нас тесно общались с Пикулем, Астафьевым, Алексеевым, Передреевым, Старшиновым. Мы, наше поколение, оказались звеном, которое может более молодым передать дух того героического времени, того великого поколения фронтовиков. Всего лишь через одно рукопожатие, от Шолохова и Твардовского — до нынешних молодых. Хотя кажется, что это уже давно минувшая эпоха.
Думаю, потеряли больше, чем приобрели. Утратили литературу как часть высокой культуры. Приобрели проблемы. Получили возможность печать свои книги в авторской редакции (были бы деньги), но при этом теряем внутреннего редактора, который половине выпущенных таким образом книг не позволил бы появиться на свет…
- Что из прочитанного Вами в последнее время запомнилось и порадовало?
- Как ни странно, но напряжённая командировочная жизнь даёт возможность больше читать. В связи со 100-летним юбилеем Ф.Абрамова перечитал его «Чистую книгу». Во время поездки на Донбасс "проглотил" художественную энциклопедию «Сто великих людей Донбасса». Подаренные в регионах книги местных авторов — ещё один способ открыть новые имена, познакомиться с качеством литературы.
- И еще в связи с вашей теперешней занятостью коллеги спрашивают, как у вас обстоят дела со своим личным творчеством? Не растворились ли "в раздражении на бесконечные писательские конфликты и благоглупости"?
- Всякие глупости как раз и подталкивают к собственному творчеству: неужели и я завязну вот в таких вот склоках? Для меня выше всех должностей и званий моё имя на обложке собственной книги.
- Тема вашего пребывания в плену всегда всплывает. Вот и теперь ваш однофамилец, Геннадий Иванов из Костромы, её затронул, может быть, она для нашего разговора и не совсем уместна. Он спрашивает: как удалось выжить, не сломаться?
- К этой теме я отношусь почти спокойно, особенно после того, как написал книгу. Ещё раз всё пережил в строчках прозы — и стало полегче. Но, конечно, бесследно это не прошло. В чём проявляется — оставлю при себе. Хотя даже на этой странице моей биографии до сих пор идут спекуляции: если Иванов вернулся из зиндана, значит, он там и не был, другие ведь не вернулись. Это мой земляк, Евгений Потупов строит в прессе подобные предположения. Но я вернулся благодаря тому, что у меня в друзьях были настоящие офицеры, которые пошли за мной в горы, в банды, под пули и ножи, но вытащили. Дай Бог каждому иметь таких товарищей. Поэтому для меня не существует красивой фразы: «Я бы пошёл с ним в разведку». Главный вопрос должен звучать несколько по-иному: «А пойдут ли в разведку со мной»?
А не сломиться помог писатель Чехов. Это была моя кличка для охранников в плену - «Чехов». Если поднимали из ямы наверх как полковника — значит, будут бить, в очередной раз выводить на расстрел или сбрасывать живьём в могилу. Если звучало - «Чехов, наверх», то были возможны новости. И своё поведение выстраивал под Чехова. Сказал себе: если останусь жив, то напишу об том книгу. И каждый свой день, каждый поступок, всё своё поведение держал под писательским контролем: а как я об этом напишу? Как себя веду? Будет стыдно или нет? Полковник Иванов давал определённый стержень, писатель Иванов вытаскивал мою нравственную составляющую. Потихоньку оба и выкарабкались из подземелий. И, к слову, об ответственности писателя перед написанным. Месяца через три после выхода книги у меня раздался ночью телефонный звонок. «Полковник Иванов? Это Боксёр из охраны, который хотел отрезать вам уши. Помните? Я прочёл вашу книгу «Вход в плен бесплатный». Вы всё написали по правде. Потому я… я хочу извиниться перед вашей семьёй за те страдания, которые мы доставили вам».
Тогда первый раз после плена заплакал…
- И традиционный вопрос, почти цыганский: чем сердце успокоится? Или спрошу по-писательски: что в чернильнице?
- В чернильнице — последние фразы нового романа. Скорее всего, он будет называться «Без права на славу». Это девиз разведки: «Без права на славу, но — во славу Отечества». Люблю таких людей. Мне кажется, сейчас у нас в Союзе, во всех 90 организациях именно такие люди - которые не гонятся за славой, но работают во благо общего дела, во имя Отечества.
Беседовал Николай Дорошенко
Источник
Писатель Николай Иванов – член Палаты Попечителей Патриаршей литературной премии
